Дневник, 1893–1909

13 мая. Понедельник. В общем собрании отстаиваю произведенное мной в Департаменте разногласие по вопросу об уставах для артелей. Говорю между прочим, что народное богатство слагается усилиями мускульного и мозгового труда, располагающего сбережениями, созданными трудом предшествовавшим. Что рознь между этими двумя факторами ослабляет, делает малоплодной деятельность человеческую. Между тем нашлись учители — лжеучители, — утверждающие, что эти два фактора должны неизбежно пожирать друг друга. Русский здравый смысл в лице существующих ныне артелей нашел успешное средство разрешения этого вопроса, а бюрократическое вмешательство намерено на будущее время уничтожить достигнутые жизнью артелей результаты.

15 мая. Среда. В Департаменте наук и торговли. Выступаю противником состоявшегося постановления об обязательном введении в Польше пенсионных касс при горных заводах. Представление министра земледелия Ермолова не содержит никаких цифровых статистических данных о размерах вычетов, о размерах пенсионных окладов, а между тем устанавливается взыскание по четыре процента с заводовладельца и столько же с рабочих. Вся сумма такого налога составляет около одного миллиона двухсот тысяч рублей, то есть итог вдвое значительнее, чем итог годичного промыслового взимания. При этом нет уверенности, что взыскиваемые суммы будут достаточны для поддержания касс, а, следовательно, и нет уверенности, что это насильственно оказываемое рабочим благодеяние будет действительно благодеянием; в ожидании же выяснения результатов такого мероприятия не только горнозаводские рабочие всей России, но все рабочее население на каких бы то ни было заводах потребует того же самого. Каково будет при этом брожение, волнение? Каково будет неудовольствие в случае неудачи? И все это во время, когда смута и беспорядки ежедневно повсюду распространяются.

Настаиваю на необходимости возвратить все дело Ермолову для дополнения многочисленными указанными мной данными, что и принимается общим присутствием Соединенных департаментов единогласно.

17 мая. Пятница. Последнее заседание Соединенного присутствия в нынешнюю сессию, посвященное рассмотрению последней главы Уголовного уложения, а также выслушанию самохвального, фельетонного изложения взгляда министра юстиции Муравьева относительно средств устройства тюрем, на что он просит ассигнование [в] тридцать миллионов, в оправдание этой суммы представляя одни лишь общие соображения. Не упоминаю о комичном заявлении Галкиным-Врасским о своих заслугах на пользу тюремного дела. Что за надутая пошлость!

18 мая. Суббота. Вечернее заседание Сельскохозяйственной комиссии. Выслушиваем заявления экспертов относительно дифференциальных тарифов на перевозку зерна. Суммарное впечатление такое, что этого вопроса касаться не следует под опасением принести более вреда, чем пользы.

20 мая. Понедельник. Общее собрание Государственного совета. Множество дел, но без выдающихся прений. После заседания великий князь Михаил Николаевич удерживает меня, чтобы разговаривать, покуда Репин пишет его портрет для большой картины[733]. Темы обычные: воспоминания о прошедшем, сетования на современное и в особенности на поведение младших членов семейства. Племянники Алексей и Павел не были у дяди со дня возвращения его из-за границы, а когда он захотел поздравить Алексея по случаю его именин, то узнал, что он уже находится в Париже.

21 мая. Вторник. Заседание Сельскохозяйственного совещания. Происходит обмен мыслей по запискам, совещанию доставленным. Для такого обмена поставлены вопросы, как, например, признается ли, что условия ныне существующего землепользования крестьян служат препятствием развития сельского хозяйства, и если признается, каким путем идти для устранения этого препятствия: а) законодательным или б) преимущественно практическим (то есть в виде фактического устройства быта крестьян на месте по добровольному с ними соглашению).

Последние слова намекают на мысль Витте, что можно деньгами и административным влиянием склонить крестьян избранной для сего местности разделить свою общинную землю на участки, размерами своими долженствующие сделать возможною иную, чем ныне, обработку.

После продолжительных прений решают передать записку Департамента окладных сборов (разумеется, по приказанию Витте) на обсуждение специально избранной для сего комиссии.

22 мая. Среда. По приглашению княгини М. С. Щербатовой захожу к ней посмотреть на купленный ей от графа Ферзен туалетный сервиз, принадлежавший их общей бабке. Сервиз ничего выдающегося не представляет, но по поводу этого осмотра обхожу залы Строгановского дворца, наполненные множеством художественных сокровищ. И самые предметы, и стены, их вмещающие, и убранство этого вельможного жилища — все это переносит далеко назад. Оглядываясь на пройденный путь, вспоминая выдающихся на троне и вокруг трона деятелей, с грустью опускаешь взоры на окружающую нас сегодня толпу мелко себялюбивых людишек.