Дневник, 1893–1909

В случае же ухода и Абазы я, конечно, предполагаю оставить пока его товарища Бунге управляющим министерством, человека хорошо знающего свою специальность и спокойного.

Я видел вчера графа Лориса-Меликова на параде и потом на завтраке у графа Ольденбургского, и хотя он мне ничего не говорил, но видно было по его физиономии, что он весьма недоволен и расстроен. — Милютин был, как всегда, и ничего на его лице заметить нельзя было, никакой перемены.

Завтра я намерен просить к себе графа Игнатьева и переговорить с ним.

Вот пока и все.

Александр

23 ноября 1881 г. Благодарю Вас, любезный Константин Петрович, за Ваши два письма; конечно, я не сержусь, а, напротив того, благодарен Вам за эти письма и прошу всегда, когда Вы найдете нужным, писать мне с той же откровенностью, как и всегда.

Заезжайте завтра в Гатчину к 1 часу. Можем переговорить подробнее.

Ваш Александр

31 декабря. Благодарю Вас, любезный Константин Петрович, за Ваше доброе письмо и все Ваши желания.

Ужасный, страшный год приходит к концу, начинается новый, а что ожидает нас впереди! Так отчаянно тяжело бывает по временам, что, если бы я не верил в Бога и Его неограниченную милость, конечно, не оставалось бы ничего другого, как пустить себе пулю в лоб!.. Но я не малодушен, а главное, верю в Бога и верю, что настанут, наконец, счастливые дни и для нашей дорогой России.

Благодарю Вас за присылку письма Рачинского, прочел с удовольствием его.

Забыл Вам ответить насчет нашего Общества Добровольного флота; конечно, я с большим удовольствием останусь покровителем этого полезного и патриотического дела.

От души желаю Вам и Вашим тоже счастья, мир и тишину на наступающий год.

Часто, очень часто вспоминаю я слова святого Евангелия: «Да не смущается сердце ваше, веруйте в Бога и в Мя веруйте».[403]

Эти могучие слова действуют на меня благотворно.

С полным упованием на милость Божию кончаю мое письмо. Да будет воля Твоя, Господи.

Крепко жму Вашу руку.

Искренно любящий Вас Александр[404]

13 мая 1882 г. От Победоносцева Государю:

Из прилагаемой статьи «Московских ведомостей»[405] Ваше Императорское Величество изволите усмотреть, что известие о проекте графа Игнатьева уже проникло в публику. И здесь, слышу, уже шепчут об этом.

Откуда пущен слух — не знаю. Могу свидетельствовать о себе, что я не говорил об этом деле ни с одним человеком, кроме Островского, который и помимо меня знал о нем.

Высочайшая отметка’, я тоже никому не говорил об этом, кроме Вам и Островскому, но, к сожалению, кажется, сам Игнатьев не делал из этого секрета.

В среду Игнатьев просил меня оставить все это дело без последствий, так как он видит, что я не разделяю его взглядов по этому предмету[406].

12 марта 1889 г. Благодарю Вас, любезный Константин Петрович, за Ваше интересное письмо, которое прочел с горестным чувством за наших кровных русских, погибающих под игом Габсбургским[407], как некогда погибали мы под игом татарским[408].

Дай Бог им столь же счастливо освободиться от него когда-нибудь, как мы освободились, благодаря постоянным стараниям князей страны русской!

Что же касается конца Вашего письма, то Вы меня знаете, пока я жив и Богу угодно будет, чтобы я оставался на моем тяжелом посту, на который Он сам меня поставил, не допущу я этой лжи на святой Руси, в этом будьте уверены; я слишком глубоко убежден в безобразии представительного выборного начала, чтобы когда-либо допустить его в России в том виде, как оно существует в Европе. Пусть меня ругают, может быть, и после моей смерти будут еще ругать, но, может быть, и наступит тот день, наконец, когда и добром помянут.

Благодарю еще раз за письмо, пишите, когда желаете и найдете это нужным и с той же откровенностью, как всегда писали ко мне, Вы знаете, что Ваши письма я читаю с удовольствием и часто много пользы оне мне приносили и приносят.

Простите!

Ваш от души

Александр[409]

15 декабря. Четверг. Охота у Юсупова около станции Саблино на лосей. По возвращении домой узнаю, что министр путей сообщения Кривошеин уволен от должности[410]. По слухам, дело было так: государственный контролер Филиппов представил Государю доклад о произведенном по его распоряжению следствии относительно злоупотреблений, допущенных Кривошеиным при поставке из своего собственного имения шпал на Либаво-Роменскую дорогу. Следствие, как слышно, было подкреплено данными, добытыми чрез прокурорский надзор и представленными министром юстиции Муравьевым. Был вызван в Царское Село Бунге, в качестве председателя Комитета министров долженствовавший сообщить о рассматривавшемся там отчете государственного контролера. Результатом общего всех сих лиц обсуждения было поручение от Государя Бунге приказать Ренненкампфу (управляющему Собственной его Кривошеин в этот самый день производил освящение вновь отстроенной им в доме министра церкви и давал присутствовавшим (до 60 человек) лицам обильный завтрак, после коего и получил сам угощение.