Дневник, 1893–1909

Он отвечал мне, что прекрасно знает, что умрет вскоре и внезапно, как это бывает в его семействе. Что относительно работы он не видит возможности поступать иначе вследствие посредственности заграничных наших представителей, останавливаясь преимущественно на полной непригодности во всех отношениях парижского посла Моренгейма, и слабости, бесхарактерной податливости лондонского — Сталя.

Я возражал, что важнее этих назначений выбор лиц, долженствующих помогать ему в работе здесь, в Петербурге.

Лобанов отвечал, что сознает справедливость моих слов, но что невозможно же их всех повесить, а надо дать им время так или иначе быть замещенными другими, намеченными им, но еще слишком молодыми деятелями.

«Мне тяжело одно, — продолжал он, — что я не успел приготовить преемника; сознавая, что смерть моя поставит Государя в затруднительное положение, я утешаюсь той мыслью, что в эти полтора года я изложил ему подробно всю сущность моих убеждений относительно политики, которой Россия должна следовать, и я имею надежду, что Государь не забудет того, что я мог ему высказать».

Таков был мой разговор с ним пред самым моим отъездом в Экс. То был последний разговор мой с этим превосходнейшим человеком, с коим меня связывала тридцатилетняя дружба, никогда ничем не омраченная.

Окончив разбор бумаг Лобанова, я распределил их на четыре категории: 1) дипломатические, 2) о царствовании Павла, 3) другие исторические документы и материалы, 4) частная переписка.

Согласно моему мнению, Шишкин сделал всеподданнейший доклад о распределении сих бумаг таким образом: 1) дипломатические — сдать в архив Министерства иностранных дел, 2) бумаги о Павле, переданные Лобанову преимущественно императором Александром II как не могущие ныне подлежать обобщению, передать Историческому обществу, 3) остальные исторические материалы признать собственностью наследников, 4) письма частных лиц возвратить по принадлежности. Государь утвердил эти предположения и в резолюции своей выразил сожаление о том, что коллекциям покойного угрожает опасность быть распроданными с публичных торгов.

Осведомись о том, я написал Государю, что имею представить ему соображения о том, как сохранить эти коллекции.

1897

Январь

1 января. Среда. Крупные перемены в личном составе высшего правительства ограничились назначением Имеретинского варшавским генерал-губернатором, графа Муравьева, находившегося посланником в Копенгагене — министром иностранных дел и Фриша на место Стояновского председателем Департамента законов Государственного совета.

2 января. Четверг. По поезду 1 час Царскосельской железной дороги отправляюсь в Царское Село, где в 2 часа назначено у Государя под его председательством заседание Финансового комитета[492].

Дело в том, что, встречая сопротивление проекту о восстановлении металлического обращения среди Государственного совета, Витте настаивает на необходимости приступить к чеканке золотой монеты нового образца (7,50 вместо 5), отвечающего предположениям общего проекта.

За несколько дней пред этим происходило частное совещание об этом вопросе на квартире у Маркуса. Участвовали в этом совещании Каханов, Тернер, Витте и я. В принципе согласились, что если закон о металлическом обращении не может быть приведен к окончательному рассмотрению Государственным советом в ближайшем будущем, то приходится согласиться с предложением Витте об издании предлагаемого им указа.

Вследствие такого соглашения Витте в следующий за тем всеподданнейший доклад уговорил Государя назначить под своим собственным председательством заседание Финансового комитета.

Приехав в Царское Село, садимся в ожидающие нас придворные кареты и отправляемся в Александровский дворец — местожительство императора. Нас проводят в угловую голубую гостиную, посреди коей стоит обычный, покрытый зеленым сукном стол с десятью окружающими его стульями. В 2 часа Государь входит, сопровождаемый великим князем Михаилом Николаевичем (приглашенным в качестве председателя Государственного совета) и великим князем Константином Константиновичем (членом комитета). Государь здоровается с каждым из присутствующих, пожимая ему руку, и затем садятся за стол в таком порядке:

Государь.

Великий князь Михаил Николаевич.

Сольский.

Половцов.

Великий князь Константин Константинович.

Каханов.

Маркус.

Филиппов. Тернер. Витте. Иващенков, товарищ министра финансов.

Государь обращается к Витте, который излагает существо дела, выставляя необходимость чеканки золотой монеты предлагаемого им образца.