Утром прибежала Маришка, спрашивает: видели плакаты? Нет, отвечаем мы, откуда? Нам с этого дня выходить на улицу можно только с 9 до 10 утра! В общем, оказалось: нам потому можно выходить только с 9 до 10, что нас переселяют в гетто. Маришка стала собирать вещи, а бабушка, словно не слышала, о чем идет речь, продолжала гладить на террасе мужские рубашки. На плакате Маришка прочитала: с собой разрешено брать только смену белья и только ту одежду, ту обувь, которая на тебе, но бабушка все гладила и гладила. Еще и напевала что-то себе под нос, хотя я в жизни не слышала, чтобы она пела. Перед ней уже была целая горка белых и пестрых мужских рубашек и пижам. Потом она вдруг перестала гладить и принялась наводить порядок в кладовке. С прошлого года там оставалось много вкусных компотов, мы старались его не есть, все время говорили, угостим дядю Белу, когда он вернется с Украины. А теперь – сколько всего останется в кладовке! Кто это все будет есть? Полицейские? Или немцы? Тут часы пробили девять. Дедушка побежал в аптеку. А Аги, впервые с тех пор, как они приехали, надела свое весеннее пальто с желтой звездой и пошла посмотреть на плакат. Мне все время казалось, что это – просто дурной сон, и скоро я проснусь, как в тех случаях, когда мне снилось, что в дедушкиной аптеке снова сидит витязь Карой Сепешвари. Аги вернулась вместе с врачом, он тоже теперь может приходить к бабушке только с 9 до 10 утра. К сожалению, насчет плаката все верно; Аги словно как-то догадалась, что я надеялась, будто все это – лишь дурной сон. Она сразу сказала: нет, Ева, детка моя, никакой это не сон, к сожалению. Место, которое отвели для гетто, находится в еврейском квартале, там, где гетто было раньше. Но это было так давно, что известно об этом только из книжек. Так что, милый мой Дневничок, с этой минуты все, что происходит, в самом деле кажется мне сном. Мы стали собирать вещи, брали только то и столько, что и сколько указано на плакате. Я понимаю, что я не сплю, но поверить в это все равно не могу. С собой можно взять и постельное белье, но мы не знаем, когда за нами придут, так что постельное белье пока не упаковываем. Аги целый день варит дяде Беле кофе, а бабушка пьет коньяк. Никто не говорит ни слова. Милый мой Дневничок, никогда еще мне не было так страшно!
5 мая 1944 года