Во время обострения я часто обитала в дальней комнате, там мне казалось, что я православная святая. Или представляла себя призраком Серёги. Там инопланетный межгалактический караван любителей секса наблюдал, как я воскрешаю игрушечную собаку с поломанной лапой, она была как-то связана с Серёгой и пострадала в теракте, который я придумала в запале переодеваний – что носить мусульманским девушкам с детьми (собака играла малыша), чтобы показать, что они за мир. В средней комнате, на кровати под одеялом и подушками мне казалось, что я разорвана и завалена обломками. Кстати о собачках, тогда, я помню, лапа и правда была вывернута, а теперь она в порядке! Сперва комп был под рукой, через пару дней его унесли от греха подальше. Я помню слова Артёма – здесь так пусто, потому что сюда ты не вкладывала душу. Действительно, ремонт после пожара в дальних комнатах делал ЖЭК, а в синий красили дети с Артёмом. И никаких украшений и вещичек я сюда не приносила и не привешивала. Инструменты, шкаф, кровать, стол. Ха, вспомнила, посередине стоял велик Плавучего, на него я повесила Васину сумку, а в шкафу был мешок с обувью и накидано шмоток. Я играла, что мы с Плавучим шпионы, у меня сумка медсестры (его мама – медик), а в шкафу таможня между мирами, где можно переодеть обувь и запутать следы – перед другими шпионами – Алисой и Артёмом. В какой-то момент я сама стала Плавучим, приятное чувство – быть худым и длинноногим, и нашла на шкафу телепорт, как удачно, ведь всему миру надо бесплатно доставить дизайнерские наркотики. Вася представлялся мне как психолог-трансгендер, на котором нарастает съедобная масса, пока он спит, завёрнутый в матрасы. Ещё я сочиняла, что благодаря моим играм, Ленинград противостоит Блокаде. Что я героическая баба Мирослава (это бабушка по папиной линии), а на стуле я играю как на гармони, чтобы отчаянно встретить врага…