Но довольно про Джона Барри! Меня интересует сама Кейт и ее жизнь. В апреле ей исполняется 12 лет. Я поведу ее в ресторан «Распутин», и ровно в полночь мы разобьем свои бокалы – на счастье. Она танцует как одержимая. У нее потрясающее чувство ритма, я ни у кого не видела ничего похожего. Преподаватель школы танцев при американской церкви говорит то же самое. Она легко впадает в гнев, часто злится и бурчит – в точности, как я. Она очень обидчивая и страшно упрямая. Любит командовать, но я сама в детстве помыкала Линдой. Все эти ее черты объясняются тем, что она insecure
[176]. Ее романтичность оборачивается инфантильностью. Ей трудно говорить о себе, из-за чего она жутко расстраивается и ведет себя непоследовательно. Зато она способна на такую любовь, что это греет меня даже в самые ужасные дни. Она всем все прощает, как какая-нибудь святая; она способна восхищаться чужими успехами и не ведает зависти – в отличие от меня. Когда тебе плохо, нет никого лучше нежной и доброй Кейт, чтобы тебя утешить. Я с наслаждением наблюдаю за тем, как она мчится сквозь детство. Кейт – такой человек, который судит других не по словам, а по делам. Она терпеть не может слабости. Ей не понравилось, когда в Нормандии я убила морского петуха, зато как она гордилась мной, когда в Африке я отвезла в больницу незнакомого мальчика. Вот какой я ее вижу. Ее недостатки – это всего лишь признаки слишком гордого характера, не переходящего в высокомерие. Она так и осталась англичанкой. О my darling Кейт! Я люблю тебя такой, какая ты есть. Я слишком часто кричу на тебя, слишком часто показываю, что я тобой недовольна. Если можешь, пойми меня. Я – человек настроения и слишком многие вещи принимаю близко к сердцу. Прости мне мои слабости. Надеюсь, ты сумеешь найти себе дело по душе и не изменишь себе. Работа должна захватывать человека целиком. Попробуй все, что тебе интересно. Не поддавайся отчаянию. Спи с кем хочешь, но не теряй достоинства. Наверное, я слишком старомодна и рассуждаю неправильно, но мне кажется, что это очень важно для нас обеих. Мужчина должен заслужить то, что ты готова принести ему в дар, – твой ум, твою душу. Если после случайной ночи ты сознаешь, что поддалась слепому порыву, это больно ранит твое сердце и твою гордость. Мне не хочется, чтобы ты получила такой опыт. Женские журналы внушают нам комплексы: «Я только дотронулся до ее груди, и она испытала феерический оргазм»… Нам остается только порадоваться за эту девушку и за всех, кому посчастливится иметь с ней дело, но штука в том, что это все вранье. Подобные статьи пишут мужчины для других мужчин, которым возбуждение поднимает настроение. Никогда не забывай: мужчины уязвимы. Мужчине необходимо демонстрировать свою мужественность, а если это ему не удается, он становится жертвой насмешек. Его обзывают «импотентом», что несправедливо. Просто иногда у него и правда не получается, но в этом нет ничего страшного. Это ведь не происходит автоматически, и порой часть вины за неудачу лежит на нас, женщинах. Даже мертвое тело имеет свою ценность. Внешность имеет большое значение, а внешность уязвима – в силу своей банальности, отсутствия тайны. Настанет день, когда тебя полюбят мужчины. Если твоя любовь к одному из них будет пронизана страстью, считай, тебе повезло.Ладно, дорогая Кейт, пора кончать эту «историю болезни». Мне хотелось бы быть откровенней со своей матерью, но это невозможно. Пожалуй, это даже к лучшему. В любом случае родители всегда все делают шиворот-навыворот. Ты уж отнесись к нам с пониманием.
Шарлотта, darling
, завтра напишу тебе. Это работа не на полчаса – на целую ночь. Описать тебя – неимоверно трудная задача, особенно для тебя самой.
Вечер вторника
Шарлотте 7 лет. Ее словно окружает некая аура. Когда она входит в комнату, все оборачиваются к ней и спрашивают, кто она такая. Обычно она с полным чувством собственного достоинства отвечает: «Меня зовут Шарлотта Генсбур». Она страшная индивидуалистка и обожает взрослую компанию. В Нормандии у нее есть дружок, Дидье, ему 15 лет, и он обращается с ней как с королевой! Если она задает вам вопрос, то требует подробного ответа, иначе пускается в слезы. Она перфекционистка – вся в Сержа. Если она рисует или пишет, то ее рисунок или письмо должны быть идеальными. У нее потрясающий почерк: буковки мелкие, ровные, с одинаковым наклоном – настоящее чудо каллиграфии. На ее рисунках видна каждая деталь, что бы она ни рисовала – бронзовую крысу со стола Сержа, лампу, старинный шприц 1900 года…
Как-то я попросила ее изобразить четыре стихии. Сначала воду. Она нарисовала ровный квадрат и провела в середине его прямую линию. «Что это?» – спросила я. «Вода. В ванне». Потом я попросила ее нарисовать огонь. Она снова изобразила квадрат, а внутри его – какие-то мелкие штуки. «Это огонь в камине». Землю? Еще один квадрат, внутри – две одинаково изогнутые параллельные линии. «Это крот прорыл ход в земле». Воздух? Толстощекий херувим, который старательно куда-то дует.