Дневник парижского горожанина

837. Далее, в Париже проходила процессия, одна из самых трогательных и самых благочестивых, которые когда-либо случались. Епископы Парижа и Бове[2295] и два аббата несли на своих плечах тело Господа нашего из Сен-Жан-ан-Грев и отправились оттуда в Ле-Билетт, с величайшим благоговением, чтобы забрать маленький нож, которым лжеиудей разрезал плоть Господа нашего. Оттуда они вместе со Святым Крестом и бесчисленным количеством других реликвий были перенесены в Сен-Катрин-дю-Валь-де-Эсколье. Впереди несли более пяти сотен горящих факелов и по меньшей мере девять или десять тысяч человек, не считая духовенства[2296]. После святых мощей наступила целая мистерия; иудея показывали связанным, в повозке, как будто он едет на костёр; затем появился судья, его жена и дети. На улицах были установлены два помоста, на которых представляли очень трогательные мистерии. Улицы были украшены так, как украшают в праздник Тела Господня. Причиной шествия было появление доброй надежды на мир между королями Франции и Англии. Англией. Это произошло 15 мая, в пятницу 1444 года.

838. Далее, следующее 3 июня пришлось на праздник Пятидесятницы. В среду Угольных дней[2297] было объявлено о перемирии между королями Франции и Англии, которое должно было начаться с 1 июня 1444 года, а на море — с 26 числа месяца. Известие об этом было опубликовано в этом же месяце во Франции, Нормандии и Бретани, а также во всем французском королевстве[2298].

839. Далее, в этом году впервые с 1426 года провели Лендит; его проводили в городе Сен-Дени[2299]. Епископ Парижский и аббат Сен-Дени поссорились[2300] из-за того, что аббат утверждал, будто бы город принадлежит ему по праву и что произносить благословение — его дело; Епископ ответил, что парижские епископы до него в течение трехсот лет делали это, а стало быть и он будет делать то же самое. Когда же аббат запретил ему произносить благословение под страхом сурового наказания, епископ перешел на другую сторону рыночной площади и попросил произнести благословение магистра богословия по имени мэтр Жан де Олива, уроженца города Парижа[2301].

840. Далее, 12 июля состоялась всеобщая процессия[2302], и в этот день драгоценное тело святого монсеньора Сен-Клу было возвращено в его родной город, куда оно было доставлено из-за войны за шестнадцать лет до этого. Оно бережно хранилось в святилище в Сен-Симфориен за Сен-Дени-де-ла-Шартр. Добрые люди из окрестных городов Сен-Клу отправились за ним, распевая хвалу Богу.

841. Далее, в субботу 12 июля 1444 года был открыт Порт Сен-Мартен, после того как он был закрыт с августа месяца 1429 года, когда Дева напала на Париж в день Богоматери в сентябре следующего года, и праздник святого Лаврентия впервые отмечался в большом дворе Сен-Мартен.

842. Далее, В начале июля большая шайка разбойников, грабителей и головорезов появилась и обосновалась в деревнях вокруг Парижа, так что теперь на расстоянии шести или восьми лье от Парижа никто не осмеливался покидать свои жилища, путешествовать в Париж или собирать урожай на полях. Ни одна телеге не была взята, если только она не была выкуплена за восемь или десять франков; ни одно животное, будь то осёл, корова или свинья, если его не выкупали дороже, чем оно стоило. Любой человек, какого бы сословия он ни был, будь то монах, священник, религиозный деятель одного из орденов, монахиня, менестрель, глашатай, женщина или малолетний ребенок любого возраста, подвергался смертельной опасности, если он ступит за пределы Парижа. Если они и не убивали его, то раздевали догола, всех без исключения. Когда люди жаловались правителям Парижа, им отвечали: “Они должны жить. Король очень скоро позаботится об этом”. Главными людьми в этой компании были Пьер Рено, Флокар, Лекстрак[2303] и еще несколько человек, слуги антихристовы все до одного, ибо все они были ворами и убийцами, поджигателями и похитителями — и женщины их, и все их спутники.

843. Далее, в этом году король отправился в Лотарингию, а его сын Дофин — в Германию, чтобы устроить войну. Король и только что упомянутые злодеи из его свиты натворили столько зла, что никакой пользы ждать не стоило, куда бы он ни отправился. Он попросту бросил свое королевство, которое было все еще густо усеяно англичанами, укрепляющими свои замки, и отправился, как и его сын, в чужие земли, которые не были его заботой, чтобы впустую растрачивать своих людей и богатства своей вотчины[2304]. По трезвой правде, они не смогли бы за десять или дюжину лет сделать ничего сколько-нибудь полезного для королевства — ни для себя, ни для других, чего нельзя было бы сделать за три-четыре месяца.