Дневник парижского горожанина

329. Далее, в сказанное же время король английский продолжал обретаться в окрестностях Мо, и там же встретил Рождество и Богоявление, его же люди наводнили Бри[994] из конца в конец, повсеместно грабя и опустошая страну, по вине же таковых а также тех, о ком сказано было ранее, по всей земле, невозможно стало ни пахать землю, ни сеять на ней хлеб. Вышеназванным сеньорам из раза в раз приносили жалобы на происходящее, они же в ответ хохотали и глумились над самими жалобщиками тем поощряя своих людей вершить еще худшее зло[995]. Посему крестьяне в большинстве своем забросили пахоту, и словно бы потеряв голову от отчаяния, покидали жен и детей и говорили между собой: «Что же нам делать? Бросим все на поживу дьяволу, и не все ли равно, что с нами станет потом? Ибо сейчас как себя не поведи, хорошо ли дурно — все одно. Воистину, лучше жить под сарацин, нежели христиан, а посему, будем вершить зло, сколь то в наших силах, ведь от негодного правления и предателей у власти должно нам ждать едино смерти или же плена, посему, бросив жен и детей, скроемся в лесах будто одичавшие звери, ибо сказанная череда мучений[996] длится не год, и не два а уже четырнадцать, или даже пятнадцать лет, и большая часть французских сеньоров приняла смерть от меча или же яда, или по причине предательства, или же пала без покаяния[997], или же приняла злую смерть по причине иного насилия».

330. Далее, в сказанное же время Париж остался без епископа, ибо вышеназванный мэтр Жан Куртекюис, избранный по воле Университета, Парламента и клира, оказался отнюдь не по нраву королю английскому, и посему весь год напролет, не имея возможности занять епископскую кафедру, вынужден был обретаться в Сен-Жермен-де-Пре, ибо в своем парижском отеле не чувствовал себя в безопасности, будучи в немилости у короля английского[998].

331. Далее, в честь прибытия в город сказанного герцога бургундского[999], объявлено было о чеканке мелкой монеты под названием «нуаруд»[1000], каковая ценой своей не превосходила один пуатьесский денье, или же половину турского денье. Таковым же образом отплачено было парижанам за все страдания и преданность, каковую по-прежнему питали равно к нему, так и к его отцу, он же все вышесказанное не ставил даже в грош, и одному Богу ведомо, сколь оказался неблагодарен. Сын же отличался порочностью, ибо то, что ранее делалось за четверть года, затягивал на два или даже три года, и по всему выходило, что смерть отца его ничуть не заботит, ибо доподлинно было известно, что он дает волю своим порокам равно днями и ночами, как то было привычно герцогу Орлеанскому, и прочим иным сеньорам, принявшим позорную смерть, и взял себе в приятели молодых дворян, известных своей неистовостью и гордыней, и во всем поступал в согласии с их советом, они же во всем подражали ему и всей сказанной компании не помышляли о Боге и ни о чем ином, кроме исполнения собственных прихотей.

332. Далее, в сказанное же время от должности парижского прево отстранен был вышеназванный Ле Верра, и на его место был назначен бальи Вермандуа, по имени де Шамплюизан[1001].

333. Далее, король английский провел Рождество, Богоявление и Великий пост, по-прежнему обретаясь в окрестностях Мо.

334. Далее, на II день марта-месяца, тысяча IIIIc и XXII года, сеньор д’Оффемон[1002] пожелал привести подкрепление к арманьякам, засевшими в Мо, заради чего подошел [к городу] около полуночи, в сопровождении ста копейщиков, зная, каковым образом легче всего пробраться в город, преодолев крепостную стену. Арманьяки же, бывшие внутри, приставили к стенам лестницы, дабы таковым образом облегчить сеньору д’Оффемон вкупе с его людьми подъем на стены, и сказанные лестницы покрыли сверху полотном, дабы стражникам в лагере казалось, будто стены в сказанном месте белы сами по себе, и стражники поддались на сказанную уловку. Когда же бывшие внутри увидели, что стража миновала сказанное место, и продолжила обход, они дали знак, каковой значил, что пришло время подняться на стену, те же поднялись по лестницам, стоявшим весьма тесно одна подле другой.