Дневник парижского горожанина

379. Далее, в следующем за тем апреле, после Пасхи, каковая пришлась на четвертый день апреля, в год тысяча IIIIc XXIII, в городе Амьене сеньоры наши созваны были на великий совет[1119], и там же играли свадьбы, и заключали союзы, дабы продолжать войну против арманьяков, а сестра герцога Бургундского выдана была за регента Франции[1120]. И после сказанных свадеб они же вернулись в Париж, иначе говоря, в Париж вернулись герцог Бедфордский, граф Солсбери[1121], граф Суффолк[1122], и многие иные [английские сеньоры, и не было с ними ни одного французского сеньора] но единственно англичане, щеголявшие столь пышным платьем и драгоценностями, каковых не видано было на человеческой памяти[1123], при том, что в управлении королевством никто кроме них не принимал участия[1124].

380. Далее, в сказанном же году, все инжировые деревья, а также розмарин а также виноград, садовый и предназначенный для приготовления вина, вкупе с орешниками, весь промерз по причине морозов, о каковых сказано было ранее, в особенности же те части растений, что возвышались над землей, и новые ростки появились не ранее середины мая.

381. Далее, в названный же год, тысяча IIIIc XXIII на II неделе июня, англичане выступили в поход на Орсе[1125], каковой город был причинил французам много зла, ибо в тамошней крепости засели головорезы, жестокостью своей превзошедшие все, что в прежние времена творили сарацины. И невозможно было вообразить себе все то зло и притеснения, каковое сносить должны были христиане, попадавшие к ним в руки, ибо никому, оказавшемуся в их власти не случалось сохранить свое добро, ежели они могли [сказанное добро] у него отнять. Заполучив же свой грабительский выкуп, и вырвав у бедных и богатых все, что те в состоянии были им отдать, пленных оставляли порой умирать от голода или же обрекали на иную, не менее жестокую смерть. Посему, решено было подступить к городу с осадой, и парижане вкупе с жителями окрестных деревень шли туда со всей охотой, и осада сказанной крепости велась с величайшей доблестью. Головорезы, бывшие внутри, защищались весьма отчаянно, ввиду того, что им было что терять, и за то немалое время, каковое они провели в крепости, награблено было немало, но все их усилия пропали даром, ибо VIII дней им случилось потерпеть позорное поражение, и всех пленных пригнали в Париж с петлей на шее из конопляной веревки[1126], весьма туго затянутой, за каковые веревки их гнали словно собак на своре[1127], пешком до самого Парижа от сказанной крепости, и было их всего около пятидесяти, не считая женщин и юных пажей[1128].

382. Далее, те, кого полагали дворянами, шли несколько позади тех, о ком сказано было ранее, без веревок на шее, но каждый из них держал в правой руке меч, взяв его посередине лезвия или около того, и направив острием в собственную грудь[1129], каковым образом они давали понять, что сдаются на милость принца[1130], их же доставили в город в день Свв. Гервасия и Протасия[1131], каковой пришелся на среду.

383. Далее, в скором после того времени, объявлена была весьма тяжкая талья и воспомоществование[1132], каковое событие беднякам обернулось столь великой нуждой, что многие из них предпочли покинуть город и переселиться в другие места[1133].

384. Далее, на последней неделе июля месяца, епископ Парижский распорядился, дабы отныне во время божественной службы на церковных хорах не смели присутствовать женщины[1134], в то время как мужчины-двоеженцы и те, кто не принял пострига[1135] не смели отныне касаться святых мощей, и ничего иного, освященного и благословенного, а также не принимали на себя священнические обязанности у алтаря, но установление это соблюдалось недолго.

385. Далее, в сказанное же время принялись чеканить черную монету[1136], стоимостью по III турских [денье] за каждую, каковую же не посмели пустить в обращение, ибо монета в II турских денье отличалась белизной[1137], в то время как та, что должна была стоить III турских денье была черной. Народ же принялся бы роптать, ежели прежнюю довелось бы оставить и вместо того принять [эту][1138].

386. Далее, в сказанное же время, в Париж из ночи в ночь проникали волки[1139], их же порой добывали по III или IIII штуки за раз, и затем несли [по всему Парижу] подвешенными за задние ноги[1140], в то время как их[1141] за то щедро награждали деньгами.