Мы с Робертом вскакиваем, и Роберт выражает недовольство. Мадемуазель выбегает на лестницу в пеньюаре и с серой шалью на голове, но при виде Роберта в пижаме взвизгивает и убегает к себе. (Во французах скромность каким-то любопытным образом сочетается с противоположным ей качеством.)
Генри и Робин пытаются все объяснить, но их не слушают и укладывают спать. Уже возле своей комнаты слышу, что Вики проснулась и открывает кампанию борьбы за свои права неизменным вопросом: «А можно мне тоже?» Некий инстинкт, явно превосходящий по силе материнский, подсказывает мне, что пусть с этим разбирается Мадемуазель, и я без колебаний ему повинуюсь.
Повторно ложусь спать с ощущением, что день начинается не очень хорошо, и досыпаю урывками. Глэдис будит меня на десять минут позже, чем нужно, но оставляю ее непунктуальность без комментариев, потому что Роберт ничего не заметил.
Серое небо не выглядит особо угрожающим, да и стрелка барометра не слишком упала. Все готово, и мисс Пэнкертон (в дождевике, зеленой вязаной шапочке и огромных желтых крагах) появляется на большом «форде», в котором впритык друг к другу сидят племянники, овчарки и двое мужчин. Последние оказываются братом мисс Пэнкертон из Ванкувера и другом, который Пишет. Он очень высок и бледен, и мисс Пэнкертон фамильярно зовет его Джаспер.
(Что-то подсказывает мне, что Роберт и Джаспер друг другу не очень глянутся.)
После традиционного предварительного разговора о погоде много времени уходит на распределение мест. Дети хотят сидеть со своими родственниками, и ни с кем другим. Только Генри просто говорит, что арендованный автомобиль гораздо лучше, и нельзя ли ему, пожалуйста, сесть рядом с водителем? Всё значительно усложняют овчарки, и Роберт предлагает запереть их в сарае на день, но мисс Пэнкертон отвечает, что бедняжки будут ужасно страдать, а вообще они могут пристроиться где угодно, вон хоть между корзинами. (В итоге обе собаки пристраиваются на ноги к Мадемуазель. С гримасой безысходности она спрашивает, нет ли у меня, случайно, с собой флакончика одеколона. Естественно, нет.)
Корзины для пикника, как обычно, невероятно тяжелые, термосы торчат из них под неудобными углами и очень мешаются в ногах. (Я вполне к месту цитирую строку из «Джона Гилпина»[177]
, однако никто не обращает внимания.)Стоит нам отъехать миль на десять от дома, как начинает накрапывать дождь. Останавливаемся и непроизвольно делимся на два философских лагеря. Первый под предводительством мисс П. утверждает, что мы Выезжаем из дождя в то время, как другой, возглавляемый братом из Ванкувера и целиком поддерживаемый Робертом, считает, что, наоборот, Въезжаем в него. Мисс П. ожидаемо побеждает, и мы продолжаем поездку, но дождь только усиливается. В пункте назначения мы уже Въезжаем в дождь окончательно, и непонятно, как теперь из него Выезжать.
Обедать приходится в трех домиках для переодевания, арендованных Робертом. Дети балуются и не сидят на месте. Мисс П. рассказывает Роберту о Партнерском Браке, но он не отвечает, а Джаспер спрашивает меня, что я думаю о Джеймсе Элрое Флекере[178]
. Поскольку я не помню, чем именно занимался Дж. Э. Ф., то просто отвечаю, что он во многих отношениях прекрасен (все равно ведь так и есть). Довольный ответом Джаспер принимается за сэндвичи с помидорами. Дети загадывают загадки (в основном древние и примитивные), и мисс П. раздраженно велит им посмотреть, кончился ли дождь. Не кончился. Чувствую, что ее и детей надо любой ценой развести, и шепчу Роберту, чтобы выгнал детей на улицу, пусть и под дождь.Они уходят.
Мисс Пэнкертон пускается в откровения и неожиданно говорит Джасперу, мол,
Дети затем купаются и приходят такими мокрыми, что с них течет на пол и их приходится срочно сушить. Мадемуазель предрекает всем смерть от пневмонии, и мы снова рассаживаемся по автомобилям. Одна овчарка отсутствует, потом находится в вымокшем состоянии, и Вики, Генри и племянник устраивают ее у себя на коленях. Возражать нет сил, и мы отъезжаем.
Упрашиваю мисс П., Джаспера, брата, племянников, овчарок и всех остальных заехать к нам обсушиться и выпить чаю, но им хватает такта отказаться. Не настаиваю, а с несказанной радостью наблюдаю за тем, как они отъезжают.