Дневник провинциальной дамы

(Жаль, если порывы гостеприимства находятся в прямой зависимости от удобства хозяев, но подозреваю, что так и есть.)

Роберт в целом очень сдержан и не говорит ничего хуже, чем «Что ж…», но и это звучит очень выразительно.

16 августа. За завтраком Роберт неожиданно интересуется, чем зарабатывает на жизнь тот ужасный молодой тип. Интуиция немедленно подсказывает, что речь о Джаспере, однако я могу сообщить лишь то, что он пишет. Это не поднимает его в глазах Роберта, который даже выражает надежду, что после вчерашнего дождя с ним покончено. Не уверена, что он имеет в виду: присутствие по соседству или земное существование Джаспера, но предпочитаю не уточнять. Вместо этого спрашиваю Роберта, не вспоминалась ли ему вчера госпожа Эджворт с ее Розамундой и увеселительной прогулкой[179]. Вопрос не находит отклика, и разговор (если он вообще был) привычно сводится к обсуждению слишком горького кофе и полной невозможности найти в наших краях бекон удовлетворительного качества. Но тут в столовую вбегает Робин и без всякого вступления выпаливает: «А у Хелен Уиллс прямо сейчас родятся котята? Кухарка так сказала».

Надеюсь, Робин не расслышал, что сказал на это отец.

18 августа. Льет дождь, и я разрешаю детям устроить карнавал и выделяю им неплохой набор нарядов из моего гардероба. Теперь меня хотя бы полчаса не потревожат. Пишу булочнику (черный хлеб оставляет желать много лучшего), Роуз (на открытке с речным видом Кембриджа, которая загадочным образом обнаруживается среди письменных принадлежностей), супруге директора школы Робина (в основном про гетры, но еще про то, что в будущем Бокс можно заменить Танцами) и леди Фробишер (которая будет очень рада, если мы с Робертом приедем на чай, пока в саду еще есть на что посмотреть; я бы предпочла приехать, когда в саду будет совершенно не на что смотреть и можно будет спокойно выпить отличного чаю, но приходится, как обычно, жертвовать честностью в угоду этикету).

Только собираюсь взять в руки большой квадратный конверт из тонкой голубой бумаги с непросвечивающим внутренним слоем (в котором нет необходимости, поскольку письма Барбары Карразерс практически нечитаемые), как в дверь звонят.

Сразу думаю про леди Б. и лихорадочно репетирую, что сказать про недавнее пребывание на юге Франции (длительность поездки уточнять не стоит) и установленные дружественные связи с выдающимися представителями высшего общества в целом и виконтессой в частности. Еще у меня хватает ума воспользоваться расческой, зеркальцем и маленькой пудреницей, которые хранятся для срочных случаев в ящике письменного стола. (Гораздо позже понимаю, что перестаралась с пудрой, и уже не в первый раз задумываюсь о том, как же все-таки нас пощадила природа, наградив неспособностью – на которую один шотландский поэт сетовал столь несправедливо – увидеть у себя все, «что ближним зримо»[180].)

Дверь открывается, и в гостиную проводят мисс Пэнкертон, за которой неохотно плетется Джаспер. Мисс П. в плаще-накидке защитного цвета и все в том же берете. Мне такое сочетание кажется странным, да и вообще, с плаща может накапать на мебель, и я говорю мисс П., что, наверное, без плаща ей будет удобнее. Она его снимает, но так залихватски (посмотрела «Трех мушкетеров» в сельском кинотеатре?), что уголком полы (куда, судя по всему, вшит грузик) попадает Джасперу в глаз. Мисс П. беззаботно продолжает говорить, в то время как Джаспер, которому явно очень больно, впадает в глубокое уныние и долго прижимает к глазу большой носовой платок желтого крепдешина. Раздумываю, надо ли предложить Джасперу промыть глаз (но тогда придется проводить его в неприбранную ванную), и одновременно пытаюсь с умным видом внимать мисс П., которая разглагольствует о Прусте.

Почему-то переходим к обсуждению имен, и мисс П. заявляет, что имена, образованные от названий цветов, – Полная Нелепость. К моему ужасу, у меня само собой вырывается, что Роуз – очень милое имя, так зовут одну из моих лучших подруг. Мисс П. тут же парирует, что это к делу не относится, а Джаспер, то и дело прикладывающий платок к глазу, заявляет, что только русские Знают Толк в словесных обозначениях. Ни с того ни с сего и снова совершенно не к месту выпаливаю: «Иван Иванович» – и начинаю всерьез опасаться, что это первый признак старческого слабоумия. Но хуже то, что я, скорее всего, навела мисс П. на мысль о Достоевском, о котором не хочу ни слышать, ни рассуждать.

Ситуация меняется в корне, когда в гостиной неожиданно возникает Робин, путающийся в полах моего манто. На голове у него красная соломенная шляпа на жестком каркасе (такие были в моде прошлым летом). Рядом с ним идет Генри в голубом кимоно, подвязанном шарфами Мадемуазель, и в старых меховых перчатках. Для пущей несуразности наряд венчает алое школьное кепи. За мальчиками шествует Вики, на которой нет практически ничего, кроме зеленых шелковых панталон и незнакомой большой черной шляпы, надвинутой набекрень.