Дневник секретаря Льва Толстого

Передам возникший за столом комический разговор «о таракане».

– Представьте, а у меня в комнате тараканы! – говорил Л.Н. – Я сегодня два раза видел.

– Ах, боже мой! Только один таракан? – спрашивает с испуганным выражением лица Владимир Григорьевич.

– Не знаю, один ли, я его два раза видел.

– Вам это неприятно?

– Да нет, что же, если он один.

– Можно изловить его, – говорит кто-то.

– А я думаю, – возразил Чертков, – что лучше этого не делать, чтобы не обнаружить, что он не один. Лучше оставаться в приятном заблуждении. Он коричневый? – спрашивает он.

Л.Н. старается припомнить цвет таракана. Компетентные люди объясняют, что собственно тараканы по виду – черные и большие, а маленькие и темно-желтые – это прусаки.

– Вот у меня маленький и темно-желтый, – говорит Л.Н.

– Так, стало быть, это не таракан, а прусак, – заключает Владимир Григорьевич при общем смехе.

– Стало быть, прусак, – соглашается Л.Н.

– А где Валентин Федорович? – спрашивает он вдруг через минуту. – Что же вы не поете?

Я встал и спел «Лихорадушку» Даргомыжского, по просьбе Чертковых, которым я пел эту песню вчера и еще раньше.

– Quasi народная, – заметил Л.Н.

Потом я спел еще народную песню «Последний нынешний денечек».

– Прекрасная песня, прекрасная песня! – говорил Толстой.

Похвалил у меня ясную дикцию. Затем ушел, а без него организовался хор, с которым я пропел еще две песни.

18 июня

От одной особы Л.Н. получил письмо с просьбой прислать триста рублей на лечение мужа от нервной болезни.

– Жалко, что я «откупался», – говорил он, – а то сколько бы хороших вещей можно было написать! Вот хотя бы об этой женщине…

– Да вы и пишете хорошие вещи, – сказал Владимир Григорьевич, намекая, очевидно, на пьесу, которую пишет Л.Н.

– Должно быть, я стал к себе строже, – ответил тот.

19 июня

Вчера Толстой начал и сегодня кончил новую статью «Славянам», написанную по поводу приглашения его участвовать в славянском съезде в Софии. Вчера он кончил предисловие к «Мыслям о жизни», но сегодня все-таки еще поправил его немного. Поправку, как он говорил мне, ему хотелось сделать следующую. Он писал в предисловии о «любви к Богу и другим существам». Чертков, если не ошибаюсь, предложил ему выпустить слова «любовь к Богу». Лев Николаевич согласился, но сегодня решил выражение это заменить выражением «сознание Бога».

– Это гораздо яснее и сильнее, – говорил мне Л.Н., излагая сущность новой поправки.

Просматривая ноябрьский и декабрьский выпуски «На каждый день», он некоторые мысли снял и просил меня вместо них подыскать другие, однородные по содержанию, из его же сочинений. Замена, которую я сделал, была им одобрена.

Вчера заболела оспой маленькая дочка одного из работников, и всем обитателям дома была сделана прививка оспы, за исключением Владимира Григорьевича, отказавшегося от прививки по принципиальным соображениям, Александры Львовны и Анны Константиновны, как не вполне здоровых физически, а также, конечно, Л.Н.

Последний говорил о бесполезности прививки.

– Нечего стараться избавиться от смерти, все равно умрешь.

– Да не все хотят умирать, – возразили ему.

– И напрасно.

Пришло письмо М.А.Стаховича о том, что Столыпин разрешил Черткову жить в Телятинках, пока там будет гостить его мать. Всеобщее ликование.

Вечером, под аккомпанемент пианино и с хором, я пел песни «Вот мчится тройка удалая» и «Последний нынешний денечек». Л.Н. слушал.

– После этой песни («Последний нынешний денечек») удобно перейти сразу на «Барыню», очень подходит, – посоветовал он нам.

И подхлопывал «Барыне» в ладоши.

20 июня

С утра очень веселый и оживленный. Усиленно пишет. Александра Львовна вошла на цыпочках, положила для поправок на стол вновь переписанное письмо славянскому съезду. Он – ни звука. Пишет сам на листках бумаги. Потом приходит к ней на балкон, вручает рукопись – оказывается, написал рассказ под названием «Нечаянно» – и декламирует:

Сочинитель сочинял,

А в углу сундук стоял.

Сочинитель не видал,

Спотыкнулся и упал.

И сам смеется. Александра Львовна так оживилась, что решилась переписать рассказ на пишущей машинке, для чего нужно было спуститься вниз по подставной деревянной лестнице, высокой и крутой. По большой внутренней лестнице в доме в это время обычно стараются не ходить, чтобы не беспокоить скрипом отдыхающую Анну Константиновну.

– Если ты лазишь по этой лестнице, так и я буду лазить, – говорит Л.Н.

Александра Львовна давно уже подозревала в нем это желание.

В три часа поехали по приглашению директора и врачей в Мещерское, в Покровскую психиатрическую лечебницу, на сеанс кинематографа, обычно устраиваемый раз в неделю для больных. Л.Н., Александра Львовна, Владимир Григорьевич и многие из домочадцев, в том числе и я.

Опять Толстому – царская встреча. Со всех сторон бежит народ. Стали подъезжать к зданию лечебницы, по сторонам дороги – толпы. Тьма фотографов. При входе две больные женщины поднесли ему два букета цветов.