Дневник школьника уездного города N

Прошло минут пять, хотя может и час, с тех пор как я очнулся, когда из кухни показался Игорь. Я вяло обернулся в его сторону. Он стоял в дверном проеме. Свет лился сзади, из-за спины – слепяще яркий, обжигающий роговицу – у меня на глазах выступили слезы. Игорь, пошатываясь, держался за дверной косяк. Его темный силуэт будто сиял в лучах, как в фильмах про инопланетян, когда те выходят из летающих тарелок, или про святых, когда те отправляются на небеса. Он осторожно, боком, по-над стеной скользнул в комнату, остановился возле камина и медленно сполз на пол. Возможно, мне только слышалось, а может, и правда кто-то тихо жалобно поскуливал.

Прошел еще час или пять минут – сказать сложно. Из кучи сваленной в углу одежды донеслось дребезжание, потом спокойная мелодия, тонкая как свист. Никто не сдвинулся с места. Мы так и просидели, пока она не закончилась. Потом звонил второй будильник с той же самой музыкой. Потом третий. На четвертом я понял – это мой телефон. Я бы, наверное, продолжил его слушать, как остальные, но мне вдруг показалось, будто петля времени замкнулась на одном моменте – на этом самом будильнике – и он звонит не в четвертый раз, а в первый – это меня снова и снова закидывают на десять минут назад.

Я поднялся на ноги. Точнее, я только что сидел на полу, опираясь спиной о газовую плиту, и вот уже стою в углу, склонившись над грудой одежды. Руки, словно чужие протезы, почти не ощущались. Свою куртку я нашел не сразу. Несколько раз я поднимал ее, пристально разглядывал и бросал обратно на пол. Потом все же узнал: вытащил из кармана телефон и резко оборвал мелодию. Повисла тишина. Я пожалел, что выключил звук.

Вспоминая то утро, я задумываюсь, отчего оно выдалось таким тяжелым. Ночные галлюцинации давно кончились – мир обрел стандартные формы. Мой организм чувствовал себя хорошо – не как обычно после попойки, когда ломит все тело и кишки лезут из горла, а как после крепкого долгого сна. Сам же я – или то, что называется «я» – отчаянно корчилось от боли…

Мы, так ни разу и не заговорив, молча разошлись по домам. Один Тарас остался на прежнем месте. Он даже не запер за нами.

Домой я приехал ближе к обеду. Мать с отчимом не поняли, что меня не было всю ночь. Они удивились, увидев меня на пороге. Я сказал, что утром ходил в магазин. Они поверили. Я заперся в своей комнате и около часа ходил по-над стеной от двери к окну, от окна к тумбочке возле кровати, оттуда обратно к двери и снова к окну.

Помню, в детстве мать отводила меня в гастрольный зоопарк. Там за прутьями облезлый тощий волк с высунутым языком бегал туда-сюда по тесной клетке в пару человеческих шагов. Пока я минут десять стоял возле него, он так и не остановился. Я спросил у мамы, почему он носится как обезумевший. Она пожала плечами. Сейчас точно так же по своей комнате носился я.

Потом ноги успокоились. Я долго стоял у окна и смотрел на макушки позеленевших тополей. Они покачивались, словно хотели меня загипнотизировать. Я все смотрел, смотрел, и думал, что за ними обрывистый берег и мутные воды канала, затем полузаброшенные дачи, широкое пустое поле перед заводом, газовая электростанция с длинными полосатыми трубами, хмурые неприветливые улицы, упирающиеся в городское кладбище на горе, а где-то за ним в элитном коттеджном поселке старый дом, сгоревший этой ночью…

«А вдруг этого не было? Что если глюки?» – подумал я.

Во мне вдруг загорелась надежда – да такая сильная, что я не мог оставаться на одном месте. Подобно бензину, сгорая, она вновь заставила меня бегать по комнате. Несколько квадратных метров – слишком тесное пространство для рвущейся наружу энергии, которая, казалось, вот-вот заполнит всего меня и, когда места больше не останется, рванет ядерным взрывом. Вновь одевшись, я выбежал на улицу, понесся вдоль зеленого забора детского сада, мимо пустыря с грудой мусора посередине, мимо общаги, мимо своей начальной школы, к остановке возле трассы, где запрыгнул в первую попавшуюся маршрутку – город за стеклом расплылся в длинное серое пятно – я где-то вышел, снова куда-то бежал, запрыгнул в автобус и почти сразу из него выскочил, долго шел пешком вдоль пустой дороги с кустами по обочинам и внезапно оказался у вчерашнего дома.

Надежда одномоментно умерла. Бетон под ногами треснул, поехал куда-то в сторону. Дыра ширилась темнотой. Я смотрел на остатки дома и чувствовал, как меня будто тянут назад и вниз, к этой дыре. Твердое под ногами исчезло совсем. Я рухнул в черную бездну.

Несколько следующих дней я почти не помню. По протяженности они укладывались в минуту – и то в размытую с неясными очертаниями. Я не выходил из комнаты. За это время кто-то звонил – я брал трубку, но не мог ничего понять, словно там говорили на чужом незнакомом языке. Кто-то писал в Вотсап. Я не отвечал. Читать тоже не получалось – я будто забыл алфавит. Когда в комнату заходила мать, я садился за компьютер и пялился в монитор на пустой рабочий стол. Она что-то говорила – я тупо кивал. Она уходила. Кажется, за несколько дней я не произнес ни слова.