Дневник Трансмутации. Часть 2

Показал жестами: мол, завтра же отъезжай (завтра, по договоренности, как раз должна была приехать машина) и махнул рукой…

Все молча отправились в долину на упражнения. У меня же от страха и тошнота, и все остальное прошло… Я заперлась в палатке, – повыть от безвыходности и вопиющей несправедливости по отношению ко мне. И кого? Ориса!

Я не могла понять, почему всегда в жизни, в группах, именно со мной, а ни с кем другим, всегда происходят какие-то драматические сцены и фатальные события, словно бы я сама их магнитом притягиваю. Что в детском саду, что в школе (и в начальных, и в старших классах), и в колхозах, и в мед. училище, даже в Базеле, в огромном магазине. А ведь всегда хочу, чтобы меня вообще не замечали – и вечно оказываюсь в центре всеобщего внимания!.. За что мне все это? Ну почему так все в моей жизни происходит? … и т.д.

Я была слишком уверена, что Орис меня не отправит в Ялту, хотя в Душе все же что-то хорошенечко вздрогнуло и оборвалось… Оставила ему записку: «Я согласна. Но я не могу с этой лошадиной дозы начинать! Пожалуйста, будь милосерден, прошу, очень прошу, более щадяще, пожалуйста. Фироксанта». И ушла на чистку кишечника.

Спускаюсь с горы, довольная, решив, что уже все улажено и Орис мне уступит. Когда смотрю, – все сидят вокруг Ориса, с опущенными глазами. Правда, Велла чего-то ручкой помахала и улыбнулась… Орис протягивает тетрадь Анааэлле, та передает ее Вооуллу и он громко зачитывает:

«Фироксанты здесь НЕТ! А Эльвира должна уехать в Ялту – к маме и сестрам, и там пытаться унять свою гордыню! Вы все здесь – СЛЕПЦЫ! Я веду вас, а вы еще и упираетесь, норовите мне, слепые, подсказывать, куда идти и что делать. Ты внесла своим недоверием к моему мнению мощный деструктивный поток, от которого избавиться очень трудно, потому что ты теперь постоянно продуцируешь его из себя.

Я СЮДА не за этим пришел и НИКОМУ не позволю вносить деструкцию в то, чем мы здесь занимаемся, как одно Целое. Избавьте меня от всех ваших Эльвир, Зой, Марин, Татьян, Анатолиев и Денисов, которых вы поприхватывали с собой! Если надо, я лучше сам уйду, но зато буду без всех этих ваших выбрыков. Кроме того, я еще несу моральную, кармическую и юридическую ответственность за состояние здоровья каждого из вас.

Все! Завтра – в Ялту.»

И гробовая тишина… Все молчат. Орис с минуту еще посидел. Все нутро мне подсказывало: стань на колени! проси прощения, дура! (есть вещи, которые трудно описать, что-то отчаянно и сильно боролось внутри меня)… Но какая-то гадость, будто живая мерзкая сущность из живота, не отпускала меня, науськивая: «Но ведь ты же права! Ты же хотела полностью очиститься. Что же плохого ты сделала, отказываясь лишь есть..?»

А в Ялту, отсюда, от всего, что здесь прожито, от Ориса и от группы – уж никак не хотелось! Нет, не поеду!

Орис уже ушел под дерево. Гордыня мощным комком подкатывала у меня к горлу, сжимала сердце, сосала под ложечкой… Поразмыслив, но так ничего и не поняв, я отправилась за ним, написав: «Позволь мне здесь остаться. Я сделаю все…»

– Уйми гордыню! – был ответ в категоричных жестах.

– Как? Я сделаю все, что нужно, скажи только – как?

– Прекрати ныть! Или я сейчас же уйду от всех!

Дальше… ох, лучше и не вспоминать, – дальше энергетический прессинг со стороны Ориса был намного жестче…

Я обула свои ботинки и отправилась на площадку, что над источником. Плакала, плакала, но ничего не могла изменить ни в мыслях своих, ни в Душе. Отчаяние в перемешку с гордыней ужасно угнетали меня, так, что впору было завыть! Я уже и к Божьей Матери обращалась, и Господа слезно просила: «Научите меня, как мне избавиться от гордыни?» Суть моего поведения уловила, но вот с чего следует начать – так и не понимала.

Видела, как несколько наших ребят поднимались к скалам. Потом оттуда спускался Орис. Мне это ни о чем не говорило. Я лишь пыталась издали поймать его взгляд и тут же от стыда прятала глаза…

К часу дня я спустилась и дважды пыталась попросить у Ориса прощение. Но он был неприступен. Даже отворачивался.

У Тригордия спросила, зачем все к скалам ходили?

– Чтобы Орис мог уходить от нас! – сказал он.

Мне стало совсем худо на Душе и грустно, и плохо! Оставшуюся часть дня слезы непереставая катились и катились из опухших глаз. Я чувствовала, что надо полностью смириться с тем, что он говорит. В Душе все болело и стояло комом. Я вспомнила слова Албеллика: «Все есть благо!» и что на все – Божья Воля.

Сказала себе: «Упертая дура! Тебе и изгнания мало!» Но испугалась, что и после 20 августа Орис не позволит мне к ним зайти. Стало совсем не по себе: если так, то я уже не увижу всех их в этой жизни – они тут преобразятся, вознесутся, а останусь здесь, на Земле, совершенно одна, как самая последняя дура!