Дневник забайкальского казачьего офицера. Русско-японская война 1904–1905 гг.

Жизнь в Дворянском отряде мне так опостылела, что я переехал с разрешения доктора в гостиницу «Франция»; здесь я мог продолжать лечение, пользуясь совершенным покоем.

17 февраля. Вернулся из Мукдена санитарный поезд императрицы Александры Федоровны.

19 февраля. Получил эвакуационное свидетельство. Носятся тревожные слухи об обходе правого фланга нашей армии неприятелем[127].

21 февраля. Пронесся слух, что японцы отрезали путь отступления нашей армии позади Мукдена. Другие говорили, будто мы взяли в плен двадцать тысяч японцев. Это было бы, конечно, возможно, если бы неприятель зарвался, зайдя глубоко в тыл. По-видимому, движение неприятеля против нашего левого фланга остановлено.

Я очень жалел, что болезнь не позволяла мне принять участие в делах, тем более, что имелось в виду назначить меня командиром 2-го Верхнеудинского полка; генерал Ренненкампф, запрошенный об этом полевым штабом, ответил согласием.

Я получил телеграмму, что в Георгиевской общине в Мукдене мне будет предоставлена отдельная комната, которую занимал выздоровевший ныне князь Орбелиани. Поэтому я решил воспользоваться отходом в Мукден санитарного поезда моей жены, чтобы переехать туда, поближе к отряду.

22 февраля. В 10 часов утра санитарный поезд императрицы Александры Федоровны отошел в Мукден.

В Харбине слухи о наших делах на передовых позициях были благоприятны.

23 февраля. Со встречным поездом нам сообщили, что ожидался целый поезд пленных японцев. На обгонявшем нас поезде с матрацами и одеялами передавали, что это отвозилось для пленных. Не было сомнения, что мы действительно одержали в этот раз победу. Сердце замирало от радости — наконец-то мы сломили упорство врага, и теперь ничто нас не могло задержать. Но вот новый поезд пришел с юга, на нем было сорок человек пленных, но вести сообщались дурные: все осадные орудия были перевезены в Гунчжулин. Санитарные поезда, шедшие из Суятуня на север, были обстреляны неприятелем на станции «Угольной» Фушунской ветки, — снаряды рвались в десяти саженях от вагонов.

В Гунчжулин мы пришли в два часа ночи.

24 февраля. Коменданты станций не знали, что происходило впереди, а со встречных поездов передавались самые разноречивые толки: так, после известий о близости неприятеля к Мукдену сегодня сообщалось, что неприятель оттеснен с громадным уроном и что Линевич[128] идет на Ляоян. Однако этому трудно верить, так как мы встретили целые ряды платформ, заваленных подбитыми орудиями, отправляемых на север.

По мере движения на юг делалось теплее — утром в тени было +2°.

Я ехал в санитарном поезде в качестве гостя, и поэтому комендант поезда полковник Пешков пригласил мою жену и меня обедать у него в купе до прихода в Мукден. В восемь часов вечера, во время обеда, наш поезд пролетел мимо большой станции, не уменьшая ходу; заскрипели тормоза и тотчас же сильный толчок заставил дрогнуть весь вагон, и мы остановились. Все, что было на столе и на полках, попадало, мы сами не были ушиблены. Все выбежали узнать, что случилось, не было ли человеческих жертв и повреждений.

Оказалось, что машинист пролетел через открытый семафор, почему-то не останавливаясь у станции. С другой стороны, поезд командующего 3-й армии, стоявший у южного семафора, был пропущен одновременно с нашим. Не случилось полного крушения только потому, что наш машинист начал тормозить, как только заметил свою ошибку, а поезд, шедший с юга, не успел дать полного хода. Убит был только один унтер-офицер, стоявший на платформе, серьезных ушибов не было ни у кого. Счастливо отделались один полковник и его денщик, — их вагон стал дыбом, и им пришлось вылезти из него через окно, но ни тот, ни другой не пострадали. У нас два вагона получили довольно сильные повреждения. Мы отошли далее на юг в четыре часа утра, когда путь был очищен.

25 февраля. Отвозили на север до тысячи четырехсот раненых. Встречные офицеры говорили нам, что на Путиловской и Новгородской сопках, которые защищались 1-м армейским корпусом, было отбито до четырнадцати отчаянных атак японцев. Груды неприятельских тел были нагромождены перед нашими окопами. Теперь шел ожесточенный бой на нашем правом фланге, от которого зависела участь всей армии, Если бы нам удалось отрезать обходящие неприятельские колонны и отбить его атаки в центре и на флангах, то не только победа осталась бы за нами, но мы сами перешли бы в наступление и стали бы гнать его обратно на юг. Впрочем, это решалось не так легко, как было бы желательно: все зависело от имевшихся у нас запасов патронов и снарядов. От этого и японцы не могли нас преследовать после нанесенного поражения до пополнения своих запасов.

Наши мортирные батареи отвозились назад по железной дороге, за неимением снарядов. Санитарные поезда выходили только ночью, так как днем их обстреливал неприятель, не обращая внимания на красный крест.