Дневник забайкальского казачьего офицера. Русско-японская война 1904–1905 гг.

10 июня. Подполковник Шестаков получил приказание генерала Ренненкампфа разузнать через лазутчиков, не было ли у хунхузов сборного места, и нанести им решительный удар, чтобы прекратить постоянные нападения на летучую почту и транспорты в районе Цзянчан, Сяосырь, Фыншуйлин и Саймацзы. Шестаков намеревался поручить мне эту экспедицию, но это меня не соблазняло. Не для того я приехал на войну, чтобы гоняться за хунхузами. Кроме того, я ждал с минуты на минуту, что генерал вызовет меня с сотнями для более серьезной работы; однако отказаться прямо было неудобно, хотя я и не был ему подчинен. Я призвал на совет командиров двух рот, назначенных в экспедицию, командира полусотни Амурского полка, прибывшей в наш отряд, подъесаула Фолькенау и моих сотенных командиров, входящих тоже в состав экспедиционного отряда, и предложил им высказаться о том, как лучше выполнить эту задачу. Купец, хозяин нашей фанзы, он же был и нашим поставщиком, уже не раз давал нам верные сведения о хунхузах; я спросил у него, где находилась деревня, в которой, по словам лазутчика, собирались хунхузы. Хозяин начертил карандашом на бумаге очень верное кроки[56] долины от Сяосыря до Цзянчана и гористой части, прилегающей к ней с южной стороны, и указал место, где находилась эта деревня. Она была верстах в 25–30 от нас и не более 12–15 от Цзянчана, среди труднодоступных гор, куда вела тропа, годная только для движения пеших людей. Ходу было не менее 7–8 часов. На совещании пришли к следующему заключению, что нечаянного нападения нам сделать не удастся, потому что хунхузы будут непременно извещены о нашем движении через сопки китайцами, что переход по горным тропам для такого отряда, как был назначен Шестаковым, был бы очень затруднительным и потребовал бы много времени. В заключение считалось достаточным против 300 хунхузов, о которых говорил лазутчик, выслать никак не более одной роты пехоты с полусотней спешенных казаков. Со всеми бывшими у меня на совете офицерами я отправился к начальнику гарнизона и изложил обстоятельства дела и к какому выводу мы были вынуждены прийти. Он был очень недоволен нашими возражениями и сказал, что не может ни отменить экспедиции ни изменить ее состава, так как он уже донес об этом генералу Ренненкампфу. Я на это ответил, что его донесение еще не отправлено, и я могу его вернуть. Тогда он согласился уменьшить отряд до одной роты и полусотни амурцев, назначив начальником его подъесаула Фолькенау, а меня отпустил.

11 июня. В 11 часов вечера я получил от Российского предписание прибыть с 1-й и 5-й сотнями в Саймацзы 13 июня. Он извещал меня, что 9 июня в Айянямыне во время рекогносцировки в охотничьей команде Сретенского полка был убит один стрелок и два ранено. Какие были потери казаков, не сообщалось. Как я был рад, что отделался от экспедиции против хунхузов! Если бы я на нее согласился, досталось бы и мне, и в особенности Шестакову.

12 июня. Я выступил с 1-й и 5-й сотнями в полдень, когда люди успели пообедать. Третий раз проходил я по долине Сяосыря, Сыгоулинскому перевалу, но теперь была чудная погода. Шли мы днем, после продолжительного отдыха люди и лошади подбодрились. Ожидались впереди заманчивые дела. Поэтому мы смотрели на все окружающее другими глазами, чем прежде. Можно было сказать без преувеличения, что эта долина была одна из самых красивых, по которым мы до сих пор проходили. Она шла между двумя кряжами гор, поросшими богатою растительностью. В это время деревья и кустарники были в цвету. Одни были осыпаны, как снегом, белыми цветами, другие — розовыми и желтыми; у дороги росли китайские карликовые синие ирисы, у опушки леса цвел шиповник разных цветов, желтый ситиз (золотой дождь), боярышник, много незнакомых мне кустарников, красные, желтые, светло-розовые с бурыми пятнами лилии, а крупные красные махровые пионы около кумирен составляли самое роскошное украшение этого сада, разбитого и выращенного природою с таким вкусом и любовью, что едва ли могли бы с нею соперничать произведения самых искусных садоводов. Чудный тонкий аромат сложных незнакомых духов распространялся в воздухе и очаровывал нас; не только офицеры, простые казаки не могли налюбоваться окружающей нас природой.

Речка имела сильное течение даже в сухую погоду; в дождливую пору она обращалась в бурный поток, сносивший крупные скалы, округлявшиеся постоянным трением. Нога лошади не имела упора на этих камнях, покрытых слизистыми водорослями. Мне казалось непостижимым, как нам удалось переправиться столько раз через эту речку ночью во время дождя с генералом Ренненкампфом и потом, когда я возвращался в отряд после боя 25 мая.