Дневник забайкальского казачьего офицера. Русско-японская война 1904–1905 гг.

Позади нас, со стороны Фыншуйлина, показалась конная колонна, около пяти сотен с артиллерией; это шел, очевидно, отряд от генерала Любавина, который я ожидал еще вчера. Я обрадовался, что теперь у меня собрались довольно значительные силы, и можно будет перейти в наступление, но моя радость была непродолжительною: впереди остановившейся и слезшей с коней колонны я увидел самого генерала Любавина и полковника Российского; значит, конец моим самостоятельным действиям и мечтам, но чего я еще менее ожидал, это того приема, который был мне сделан. Когда я подъехал к генералу Любавину, он сказал, что на меня очень сердится генерал Ренненкампф за то, что я не послал ему вчера донесения, он беспокоился об участи нашего отряда, думал, что мы были отрезаны неприятелем, поэтому и было решено послать более значительные силы с артиллерией под начальством командира бригады. Я не успел сказать двух слов в свое оправдание, как на меня напустился полковник Российский, и на этот раз — совершенно несправедливо: он винил меня в том, что две мои сотни отошли назад верст на пять, что я не высылал ни одного разъезда и не знал ничего о неприятеле. Он оправданий и объяснений моих не хотел слушать и сказал, что обо всем доложит генералу Ренненкампфу.

Я обратился к генералу Любавину и, показав ему возвращенное вчера донесение, объяснил, как это случилось, затем я доложил, что разъезд был выслан накануне вечером, что с обеих сторон на сопках стояли наблюдательные посты, откуда не ускользнет ни одно движение неприятеля, тогда как разъезды шли, как слепые; наконец я сказал, что неприятельская конная застава, силою в один взвод стояла недалеко отсюда, а пешие дозоры были видны впереди на сопках. На мои показания не было обращено никакого внимания, а может быть, мне не поверили.

Полковник Российский сказал войсковому старшине Кобылкину (он снова командовал 2-м Аргунским полком): «Вы будете командовать главными силами, а авангардом…», — он немного запнулся, — «кто же будет командовать авангардом…» Я покраснел, мне было крайне обидно, что начальником авангарда могли назначить не меня: я был начальником передовой позиции, успел ознакомиться с местностью, и, по справедливости, мне следовало получить это назначение. Наконец Российский повернулся ко мне и с улыбкой сказал: «Ну, так вы будете командовать авангардом». Я поблагодарил его. Мне было приказано идти немедленно с первою и шестою сотнями нашего полка, отряд же должен был следовать за мною через полчаса. Я сказал Российскому, что через четверть часа он услышит неприятельские залпы, посмотрел на часы; было ровно 9 часов 10 минут, и мы рысью двинулись вперед, имея в голове первую сотню, от которой отделился наметом в авангард подъесаул Черкесов со своим взводом.

Выехали мы из леска, переправились через речку и, не доезжая 200 саженей от поперечной долины, были встречены залпом. Не успел я отдать приказания, как Энгельгардт, приложив руку к козырьку, сказал: «Разрешаете, полковник?»[63] — и на мой знак согласия крикнул: «Сотня, за мной!», переправился опять через реку, остановился под левой сопкой, спешил казаков и полез по крутой, почти отвесной скале на сопку, покрытую густым кустарником. Я посмотрел на часы; прошло только 12 минут с того времени, как мы оставили позицию до первого залпа неприятеля. Российский мог теперь убедиться, что я говорил правду, когда я заявлял, что до неприятеля близко.

С плоской возвышенности сопки, куда взобралась первая сотня, послышался голос Энгельгардта: «Прицел на 1200 шагов, полусотня — пли!» Раздался наш дружный залп, которым не постыдилась бы пехота. В это время Черкесов, остановившийся на минуту у фанзы на той стороне поперечной долины, двинулся со своим взводом вверх по дороге до невысокого перевала, левее остроконечной сопки, командовавшей над ближайшими высотами. Взвод Черкесова тоже открыл учащенный огонь по цепи противника, занимавшего сопки влево над рекой. Когда подошла шестая сотня, я приказал ей спешиться и рассыпаться левее первой. Сам я слез с лошади и прошел вперед до колена, откуда было видно все расположение японцев, которое можно было определить только по звуку пальбы, но ни одного человека не было заметно, хотя они сами следили за каждым нашим движением и обстреливали даже одиночных людей. Чтобы наблюдать за противником, мне пришлось стать за деревом, так как пули сыпались вокруг меня довольно густо.

Показался полковник Российский с ординарцами. Предполагая, что с подходом главных сил мы перейдем в наступление, я приказал моему трубачу подвести мне лошадь. Я подъехал к полковнику Российскому и доложил ему о положении дела.

Мы продвинулись вперед, но нас обдали японцы таким градом пуль, что мы поспешили отойти назад врассыпную.