Дневник забайкальского казачьего офицера. Русско-японская война 1904–1905 гг.

Ночью я вышел посмотреть, на местах ли дневальные; у ворот нашего двора дневальный храпел во всю мочь; прежде чем разбудить его, я поинтересовался узнать, как несут службу другие, заглянул в соседний двор — дневальный спал, в следующем — тоже, обошел я десятка два дворов — везде раздавался могучий храп, и ни одного человека не спавшего я не видел. Будить их не стоило, все равно они заснут опять, как только я удалюсь; я вернулся к себе и последовал их примеру в надежде, что нас охранял Св. Николай-угодник.

25 июля. Ночь прошла спокойно. Мы выступили в обратный путь в пять часов утра.

Обозам, остановившимся в деревне Санцзяцзай, при 1-й сотне Нерчинского полка, было приказано идти немедленно в деревню Чангоуцзы, на четыре версты далее к северу, куда мы шли тоже.

Был адмиральский час[76], когда я подъехал к своей фанзе в деревне Санцзяцзай, которую во время нашего отсутствия занимал Черкесов. В его распоряжении я оставил Пепино. Я не брал его в экспедицию, когда приказывалось оставлять дома обозы. Это означало набег, в успешности которого никто не мог быть уверенным. Обед был готов, мы живо поели, чтобы не задерживать обоза, и отправились на новую стоянку. К вечеру пошел дождь, первый за весь месяц. Когда же здесь начинается дождливая пора?

26 июля. Целый день идет дождь — вот это, вероятно, и есть начало тропических ливней. Писал письма.

27 июля. В семь часов мы были построены в резервной колонне. Пришел генерал Любавин с Аргунским полком, и мы направились к Бэнсиху. Отряд остановился в деревне Бейлинпуцзы на берегу Тайцзыхэ, не доходя второго перевала.

В Бейлинпуцзах собственно три деревни — две на берегу реки и одна саженях в трехстах позади, на полугоре.

Тут стал я с первым дивизионом нашего полка. Небо прояснело, было очень жарко и парило от пропитанной дождем почвы. К вечеру небо снова заволокло дождевыми тучами.

28 июля. Дождя не было, но Тайцзыхэ набухла настолько, что переправа через нее теперь невозможна. Наши стратеги предполагали, что, вероятно, этим обстоятельством воспользуются японцы, чтобы подойти к Ляояну, так как путь отступления нам был отрезан.

Период дождей еще не наступил, но наступил период более продолжительный и, пожалуй, не менее тоскливый: начались разговоры о наградах по поводу первого полученного в отряде списка награжденных. Я попробовал остановить это, предложив в шутку платить штраф каждому, кто заговорит о наградах, но мне ответили, что я в этом вопросе некомпетентен, так как я уже все имею еще за Турецкую кампанию и мне более нечего получать. Отношения между товарищами стали обостряться. Мне эти разговоры надоели, я полез на сопку, чтобы их не слыхать, а также чтобы проверить, правильно ли поставлены сторожевые посты и видна ли местность впереди.

29 июля. Против Мицзы брод был в два аршина глубины, переправа возможна для пехоты и кавалерии, но с трудом, артиллерию вовсе нельзя переправить.

Деревушка, где мы стояли, вся на косогоре. Вдоль улицы с одной стороны были дворы с фанзами и позади них красивый лесок, с другой стороны за стеною были огороды, а на самую улицу свешивались с деревянных подпорок тыквы разных видов: огромные круглые, продолговатые, бутылкообразные, красные, желтые и зеленые. Под тенью этой веранды стояли наши лошади, защищенные от солнца широкими листьями. Казаки растянули свои палатки тут же на улице с другой стороны; это было очень живописно и так и напрашивалось на полотно.

Китайцы говорили, и это подтверждалось нашими разъездами, что японцы пытались переправиться на наш берег, но это им не удавалось: брод, где они хотели пройти, был глубок и течение слишком сильное.

День был ясный и нежаркий, вечер чудный, не хотелось возвращаться в фанзу, где продолжались разговоры о наградах.

Я получил следующее предписание: «№ 262. Завтра вы с 1-й и 2-й сотнями назначаетесь для производства рекогносцировки левого берега Тайцзыхэ по направлению к Сяосырю. Сотням быть готовыми к выступлению в 6 часов утра у расположения 3-й и 4-й сотен. Войсковой старшина Трухин».

30 июля. День ясный. Я думал, что рекогносцировка поручена была мне, но в деревню на берегу реки, где стояли 3-я и 4-я сотни, прибыл полковник Российский, и я поступил под его начальство. Направились мы на восток к указанному китайцами броду, дозорные въехали в воду, но должны были вернуться, потому что лошади теряли почву под ногами; попытались переправиться в других местах, оказалось также безуспешно, пришлось вернуться назад. Я, признаюсь, был рад, что эта неудача произошла в присутствии начальника штаба дивизии: если бы рекогносцировку делал я или другой строевой офицер, то наверно подумали бы, что мы ограничились исследованием только двух-трех бродов и что при большей настойчивости и решимости можно было бы выполнить данную нам задачу.