На гребне ближайшей сопки, левее моста, человек двадцать работало около вырытой за ночь насыпи, обращенной в нашу сторону, — очевидно, батареи; вот стали подвозить и устанавливать орудия; было доложено генералу Любавину, но он не хотел верить, что это батарея, и говорил, что там работают манзы. С трудом удалось выпросить его разрешения отвести назад коноводов, которые разложили десятка два костров для чаевания в ближайшей пади, шагах в тысяче от новой батареи. В тихое, безветренное утро дым от костров поднимался прямо кверху и указывал точное место нашего расположения. Я сделал кроки расположения неприятеля и его батарей для руководства нашей артиллерии, стрелявшей из-за гор, и передал генералу. Он послал кроки в штаб отряда, но я сомневаюсь, чтобы им воспользовались, зная недоверие штабных к сообщениям строевых офицеров. Несмотря на вчерашнее мое донесение о том, что наши снаряды ложились много правее места расположения резервов, наши батареи стреляли по-прежнему.
Заботкин, которому было поручено отвести коноводов, пропускал их небольшими частями по различным направлениям назад, к более защищенным балкам. Не успели они тронуться, как батарея открыла огонь, посылая бризантные снаряды в ту падь, где дымились еще костры, а затем и по другим падям, как бы нащупывая, где мы находились. Кони, подгоняемые шимозами[99]
, выказали удивительную резвость — обыкновенно они тянулись на поводу, а теперь их трудно было удержать.Когда все стали отходить назад, я пошел по тропинке, которая вела через горы к месту, где должны были собраться коноводы. Рано утром было очень свежо, и я надел пальто поверх теплушки (шведской куртки), но теперь солнце стало греть по-летнему и мне было невыносимо жарко. Я остановился в одной лощине, снял с себя шашку и револьвер, сумку с картой, бинокль и начал раздеваться, чтобы надеть пальто поверх блузы; вдруг послышалось приближающееся шипение снаряда, граната ударилась в землю в пяти саженях от меня и разорвалась — поднялся в этом месте воронкообразный сноп черного удушливого дыма, но куда полетели осколки, я не заметил. Положение было довольно глупое — вероятно, за первой гранатой последуют другие, а я разбросал свои вещи на траве и должен был теперь одеваться и пристегивать амуницию, ожидая разрыва шимозы в близком соседстве, а может быть, и на том месте, где я находился. В это время подъехал верхом войсковой старшина Кобылкин и спросил меня, что я тут делал; я крикнул ему, чтобы он скорее уезжал, потому что здесь рвутся снаряды, — он поспешил удалиться.
Вестовой привел мою лошадь; пока я торочил снятую меховую куртку, еще две гранаты разорвались в этой лощине, но в другом конце ее.
Мимо меня проехал князь Магалов с сотней, ему было поручено обрекогносцировать Столовую гору со стороны дороги на Сихеян — Фанзапуцзы. Так как при пяти сотнях в отряде нас было четыре штаб-офицера, не включая командующих полками, то генерал Любавин завел нам очередь для несения службы на передовой позиции: вчера я вступил в первую очередь, сегодня был Иолшин, завтра Заботкин, потом Хрулев. Пользуясь свободой действий, я последовал за сотней Магалова, думая, что мы, может быть, встретимся с неприятельской кавалерией, которую ожидали с юга. Но сотня повернула назад прежде, чем я успел ее догнать, и направилась вдоль северного подножия Столовой горы, преследуемая неприятельскими гранатами с батареи, стрелявшей за рекой. Японцы стреляли метко — их снаряды ложились почти на хвосту нашей колонны, отступавшей крупной рысью все время, пока мы были у нее на виду. Я отстал от сотни Магалова. В одной деревне я примкнул к казакам 3-й Аргунской сотни. Они мне сказали, что потеряли командира сотни, а командующий полком войсковой старшина Кобылкин приказал им идти сюда, перевалить через сопки и присоединиться к отряду. Так как я тоже ехал в отряд, то последовал за ними.
По той стороне сопки нам встретилась сотня 4-го Сибирского казачьего полка, шедшая занимать этот перевал. У казаков смелые, уверенные лица, они большею частью русые; кони у них крепко сложенные, хорошо содержанные; пики короче, но толще, чем у донцов.
Спустившись с перевала, я проехал под кручей, вдоль речки, до деревни Сяогусянцза и оттуда поднялся пешком до той первой позиции, откуда 26 сентября наша конно-горная батарея стреляла по мосту. Теперь там стояла полевая скорострельная полубатарея 26-й артиллерийской бригады, прибывшая сегодня с генералом Самсоновым и его отрядом из девяти сотен сибирских казаков, к сожалению, слишком поздно, потому что нашей передовой позицией уже завладел противник. Батарея была замаскирована в гаоляновом поле и стреляла по мосту. Очевидно, мы потеряли надежду переправиться самим через этот мост, если было решено его уничтожить. Один наш снаряд разорвался над мостом в ту минуту, когда проходила через него рота пехоты — несколько человек упало в воду, вероятно, убитые.