Дневники, 1915–1919

Наконец-то август, как и визит Адриана с Карин, подходит к концу. Завтра они едут в Чарльстон. Удивительно, какие трансформации претерпеваешь во время приема подобных гостей. Мои эмоциональное состояние в целом скорее ближе к теплоте и симпатии, чем к раздражению, хотя в наших отношениях есть элемент критики, частично обусловленной манерами, аппетитом и внешностью Карин. С последним бедняжка вообще ничего поделать не может, хотя, казалось бы, нет нужды подчеркивать свое положение[878] оранжевым халатом с широким поясом. Если честно, аппетит у нее как у школьницы. «Ах, какая говядина! — воскликнула она сегодня. — А вы разве не испытываете восторга при виде хорошего мяса?» Еда привносит в ее жизнь некую романтику, которую я, скажем так, получаю из почты и газет. Представляю себе Карин, с легким трепетом предвкушающую, например, день соленой говядины, — примерно с теми же чувствами и я жду интересное письмо или книгу из «Times». Л., напротив, раздражают поверхностные разногласия, и он находит для них более глубокие причины, с которыми я потом всецело соглашаюсь. Обычно наш разговор начинается с вопроса: «Почему Адриан вообще женился на ней?». Потом я отвечаю: «Вполне могу его понять — в ней есть энергия», — и т. д. Затем Л. говорит: «Я бы лучше тысячу раз женился на Кэ Кокс, да и вообще на любой женщине в мире, чем сидеть в одной комнате с этой». Тем не менее я понимаю, почему Адриан выбрал Карин. Прежде всего, она делает его похожим на других людей. Полагаю, его всегда мучило то, что, пока остальные получают профессию и чего-то добиваются, он остается дилетантом. Она же обеспечивает его бытом, детьми, счетами, повседневными делами, что, судя по всему, и создает ощущение, будто он такой же как все. Думаю, Адриан нуждается в постоянном подтверждении этого факта и наслаждается присутствием Карин. Конечно, когда звонят друзья, хочется показать им, что и тебе не чужды обычные дела. В какой-то мере подобное желание свойственно и мне. В действительности я считаю, что у нас с Адрианом много схожих чувств. Когда я с ним, меня не покидает ощущение, будто мы подстегиваем, зажигаем друг друга, вместо того чтобы расслабиться и отупеть, а порознь мы, помимо всего прочего, ужасно застенчивы. С другими людьми в комнате ладить намного легче. У нас была прогулка на велосипедах до почты, омраченная ужасно раздражающей грязью под колесами; казалось, застреваешь в ней и ничего не поделать, а потом с неприятным рывком трогаешься вперед. Все прошло лучше, чем в былые времена. Он потерял всякое стеснение и самообладание, рассказывая мне о Карин, ее глухоте, депрессии и подозрениях, будто люди специально говорят тихо, из-за чего она не любит Стрэйчи и тех, кто бормочет низким голосом. Адриан весьма гордится ее жизнестойкостью, которая, полагаю, придает и ему много сил и энергии, которыми сам себя он обеспечить не в состоянии.

Вчера, 29-го, я ездила на велосипеде в Чарльстон, пообедала и вернулась к вечеру. Ощущалось начало осени; день был теплый, нежно-голубой и с легкой дымкой. Накануне у нас ночевал Дункан. Он бормотал до тех пор, пока каким-то, лишь ему известным образом не рассмешил нас всех до слез. В основном он пытался спародировать, как леди Стрэйчи читала вслух Лоуренса Хаусмана[879]: «Умирающий пахарь говорит из могилы…».

«Я слышу звон колоколов, лежа в постели своей матери. Лучшее стихотворение на этом языке». Потом мы обсуждали разрыв мочевого пузыря, Национальную галерею, инцест, кажется, и разные сплетни. Все сидели в гостиной, пока окончательно не стемнело. Я сплетничала с Нессой. Мы пытались придумать план, как отправить Лиз к ней на кухню. Трисси увольняется и больше не планирует работать. Какой-то переходный момент: служанка еще не стала госпожой, но служить уже перестала[880]. Карин и Адриан отправились в Брайтон к специалисту по поводу ее слуха.

3 сентября, вторник.

Пернель [Стрэйчи] приехала в субботу и должна была разминуться со Стивенами, но возникла заминка, поскольку извозчик пролетки отказался их вести, и мы имели удовольствие еще раз поужинать с Карин. С сожалением вынуждена сообщить, что природа или наши немые протесты уменьшили ее аппетит, поэтому особого внимания гостей она не привлекла. Однако Карин объявила о намерении прокатиться до Чарльстона на велосипеде Адриана, что, учитывая низкий рост, широкие бедра и огромные, как столбы, ноги, выглядело бы смешно, и Адриан, думаю, понял это, ведь он отговаривал ее по пути к дороге.