Дневники, 1915–1919

Мой визит в Чарльстон и поездка Л. в Йорк частично ответственны за пропуск в записях, однако событий так много, что полностью отчитаться обо всем не выйдет. Вилла Бонвика точно передает характер ее владельца; внутри затхлый воздух, занавешенные плотными белыми шторами окна, фотографии Ниагарского водопада. Они с Л. потратили 17 часов на поездку в Йорк и обратно, а в результате им нужно ждать очередного заседания попечителей, хотя Бонвик уверен, что те обо всем договорятся. От лейбористов придется отказаться. Мой визит в Чарльстон прошел в основном за посиделками в гостиной и разговорами с Нессой, пока она шила себе короткое коричневое пальто. Дункан ходил туда-сюда, занимаясь разными делами, то окучивал грядку с овощами, то расписывал акварелью фарфор для спальни. Вечером явился неуклюжий Банни, явно не в настроении, и Н. вела себя с ним грубовато. Что мы обсуждали? Помолвку Кэ Кокс, по поводу которой Дункану было что сказать; среди прочего он заявил, будто Арнольд-Форстер ведет себя как сорокапятилетний, и так было всегда. А еще он якобы проявлял определенные наклонности и практиковал их на вилле в Италии. Я составила впечатление о Гарсингтоне. Жажда бедняжки Оттолин получить хоть какое-то признание в Сассексе подтверждается тем, что она готова приехать в любой день лета после 8 июля. Ей резко ответили, что ни один день не подходит, и это лишь усиливает ее стремление оставить здесь свой след. Затем мы обсудили Адриана и его жену: он мертвый груз, а она живой, как сказала Несса, предупреждая меня, что, пригласив их сюда, мы пожалеем, — все это было сказано в присутствии Дункана, который не стал возражать. Именно так наши отношения незаметно меняются. Когда мы с Н. остались наедине, я предложила обсудить этих двух голубков и деньги, которые уже не являются столь далекой и умозрительной вещью, как раньше, по крайней мере, для нее. О детях мы тоже говорили, а еще были разговоры из разряда, когда знаешь все факты, но хочешь выяснить, как они в итоге повлияли на ситуацию. Каково мнение Литтона о миссис Асквит, ее — о нем, Мейнарда — о них обоих?! Каковы представления Гертлера о живописи и что он думает о работах Нессы и Дункана?! Как влияет слава на Дункана и социализм на Банни?! Последний придерживается следующих взглядов: все капиталисты неправы, поэтому то, что он живет за счет Ванессы, благо, ибо она пользуется деньгами, на которые не имеет права, и нет лучшего способа потратить свои проценты с дохода, чем на его содержание. Это продолжение сентиментального заявления о том, что он должен провести жизнь раздавая даром мед своим друзьям. Мозг Банни, вероятно, представляет собой клубок сантиментов и невнятного социализма. Я вернулась в среду на велосипеде, обнаружила дома Л., и мы были очень счастливы, пока дело не дошло до жирного бекона, когда, увы…

19 августа, понедельник.

Похоже, мы решили проблему с нехваткой гостей, но видим их все равно редко. Поскольку из гостиной доносятся голоса, ясно, что прямо сейчас в доме находятся Адриан и Карин. Однако встречаемся мы лишь за едой, поэтому в перерывах можно подумать, о чем написать. Я обнаружила, что глухота влияет на разум так же, как и речь: она отпугивает быстрые, постыдные и глубокие мысли, поэтому разговаривать с глухим нужно искренне, просто и по существу. Как ни старайся — иначе не выйдет. На выходные приезжала Кэррингтон[870]. Из всех гостей с ней легче всего, ибо она никогда не сидит на месте и постоянно что-то делает: качает воду, косит траву или просто гуляет. Подозреваю, это намеренная активность, дабы не заскучать, но ведь есть и польза. Утомившись у нас, она потащилась в Чарльстон и вернулась назад лишь в 11 вечера, как раз когда мы закрывали окна. Бедный хмурый Банни сопроводил ее, заявив, что 10 миль [≈ 16,1 км] пешком не сравнятся с радостью от наличия собеседника. Сегодня утром она — крепкая фигура в цветастом платье, сшитом по эскизу Джона[871], с густой копной золотисто-рыжих волос, пухлым лицом и пристальным взглядом ярко-голубых глаз — опять куда-то потащилась, то ли упаковывать вещи для Литтона, то ли покупать ему щетку для волос в Лондоне. Если чего и хочется добавить к ее образу, так это женственности. Она кажется художницей. Я говорю «кажется», поскольку в нашем кругу течение в ту сторону достаточно сильное, чтобы унести людей, в которых искусства не больше, чем в Барбаре. И все же, думаю, Кэррингтон — истинная художница; чего только стоит ее взгляд на картины.