Итак, Кэррингтон действительно решила стать миссис Партридж – нет, фамилию она как раз менять не намерена и всегда будет подписываться как агрессивная Кэррингтон. Если бы люди когда-нибудь прислушивались к советам, я бы чувствовала себя немного ответственной за решение Ральфа. То есть я боюсь, что этот брак более рискованный, чем большинство других. Конечно, она не влюблена в Ральфа, а в нем живет упрямый англо-индиец[569]
. И все же, если она не была готова смириться с перспективой разрыва или путешествия в одиночку в Италию, у нее не оставалось выбора. Поэтому они поженились в субботу. За день до этого Майкл Дэвис утонул в Оксфорде[570]. Жизнь делает подобные события настолько обыденными, что я начинаю привыкать, как пассажир, которого качает из стороны в сторону на корабле. Не могу описать свои чувства; это скорее гнев на бессмысленность происходящего и… нет, не безразличие, но ощущение, что ты уже знаешь, как все будет: браки и тут же смерти. Не умея плавать, он утянул на дно другого молодого человека, и в 21 год для них обоих теперь все кончено. И это в такую прекрасную погоду. Мы были в Родмелле, и я, как обычно, вернулась домой беспричинно подавленной. Просто нет настроения. Интересно, у других людей это так же часто, как у меня? Узнать не суждено. А иногда мне кажется, что даже если бы я в своих бесконечных поисках докопалась до сути и чувств людей, то все равно бы ничего не поняла. То есть я продолжаю считать, что путем мыслей и рассуждений можно прийти к определенным выводам, но начинаю сомневаться. Я думала об этом сегодня, идя по Стрэнду, – размышляла, не рыщу ли я в поисках какой-нибудь пьесы или романа. Однако я слишком рассеяна, чтобы все понимать правильно. Я шла по Стрэнду с дюжиной экземпляров книги «Понедельник ли, вторник» – кое-как она все же продается, – и двумя гусятами, которых нужно было отправить в Льюис, и рецензией на Пэтмора[571] для «Times», а потом села на поезд домой; поставила большие люпины и пионы в воду, и теперь мне нужно полностью сосредоточиться на книге. Но на какой именно? У меня есть идея браться только за шедевры, ведь я так долго читала все подряд. Думаю, пришло время читать в роли эксперта. Еще я размышляю, как лучше оформить свою книгу для чтения[572]; чем больше я читаю критику других людей, тем больше колеблюсь; не могу решиться, да это пока и не требуется. Но как же мне нравится тренировать свой мозг книгами – подходить к ним как к литературе! Считаю, что качество моей работы очень высокое, ведь я прочла столько биографий, критики и всего такого.На днях мы устроили ужин[573]
, чтобы составить отчет о речи Дезмонда. Говорил он по этому случаю превосходно, но менее искренне, что в целом неудивительно, и все-таки я ненавижу, когда люди говорят так помпезно, словно они ужинают на публике. Были Роджер, Молли [Маккарти] и мисс Грин[574]. Ох уж это мое высокомерие – я не могу не быть снисходительной к бедным простушкам, а еще они светятся от счастья и вдвое способней меня.Мой вечер, как обычно, испорчен мадам Гравэ [портнихой], вернее, ее обещанием приехать в шесть, а сейчас уже половина седьмого, поэтому я решила выплеснуть свой гнев и нервозность здесь. Таков уж мой мозг – я не могу ни на чем сосредоточиться, когда жду. Пишется тоже с трудом. Но разве не к этому я готовила свой дневник? Он довольствуется тем, что есть, и не жалуется.
Вчера я полтора часа беседовала с Мейнардом на Гордон-сквер. Иногда я жалею, что описываю людей, а не фиксирую их слова. Проблема в том, что они слишком мало говорят. Мейнард сказал, что ему нравится похвала и он всегда мечтал хвастаться. По его словам, многие мужчины только и женятся, чтобы было перед кем выделываться. Я же ответила:
–
–
Потом мы перешли к обсуждению публикаций, «Hogarth Press» и романов.
–