И опять тут явился мне Пушкин со своим Евгением и Петром, и Пришвин со своим Зуйком и Сталиным, со своей мыслью постоянной о молитве за врага. «Медный всадник» и есть молитва за врага. На этом чувстве понимания значения врага и надо выставить обращение старухи в православие.
А Толстой сказал Нечаеву: - Ты мелко мыслишь. Медный всадник точно так же мог бы сказать Евгению: -Ты мелко мыслишь. И каждый, кто сейчас упирается со злобой в Сталина, тот мелко мыслит.
Мелкомыслящий (мелкотравчатый) упирается в «слезу ребенка» (личность) и не может пропустить ее, чтобы сделать обобщение, т. е. пропустить или убить ближнего (как Раскольников убил старуху).
Этим сопротивлением обобщению держится вся христианская мораль, весь Достоевский (почему его и не признают большевики).
Обобщение с христианской точки безнравственно и допускается не больше как враг, за которого надо молиться и учиться любить его.
Дьявол, обобщающий, подводит нас к атомной силе разрушительной, но встает Бог и определяет энергию на дело любви.
Так вот, значит, у врага в руках обобщение как сила разрушения, уничтожения «ближнего», личности, но в то же время у святого подвижника в руках есть сила воскрешения (творчества), направленная на дело разрушения, - в молитве за врага.
И вот отчего разрушающий, обобщающий знает, что он есть часть силы, которая вечно разрушает (убивает), чтобы вечно создавать новое (Мефистофель).
Вроде того получается, что разрушитель будит своим действием (обобщения) спящего Бога и тот воскрешает убитого в новом.
Капитализм обвиняется в систематическом обобщении, пропускающем хоть жизнь бедного человека, или «пролетария»
385
Это есть система убийства бедного человека, жертва пролетарием в пользу расширения «дела» (цивилизации).
Кризисы и войны возвращают от «дела» (обобщения, роста империи) к действительности.
Мы подхватываем эту силу действительности (пролетария), но пользуясь ею, сами подходим к тому же методу обобщения, значит, вовлекаемся в неминуемый кризис.
Вся надежда, что вовремя одумаемся и что этот последний зажим кончится как и РАПП.
Мало того - чувствовать себя первым человеком на занятом месте, нужно приучить себя сидеть с готовыми локтями, чтобы не
пустить на свое место других (понял это, когда у Образцова в кукольном театре сидел между иностранцами). И то же, когда думал о карьере А.Н. Толстого: какой счастливо-бесцеремонный был человек.
- Хороший был человек Шишков, - сказал я, думая образом смиренного и глубокого человека поправить давление на себя А.Н. Толстого, - вот был человек! - Да, - ответила Ляля, - человек... только неинтересный.
Это было против того, что я хотел: чувствуя в себе какой-то основной недостаток против Толстого, что то ли я беззащитен, робок, то ли ограничен - не знаю! я хотел прикрыться Шишковым, а он при всех достоинствах «неинтересный». - А вот, - сказал я, - ты интересная женщина, что говорить, и сколько поклонников, а Зина неинтересная, и никаких поклонников. А смотри, какая она перед Богом значительная, с тобой и не сравнить!
И Бог милостив, и царь милостив только при наличии необходимости беспощадной жестокости в отношении людей: казнит, казнит и вдруг помилует. И Deus caritas Бранда является после жестокого испытания.
И то же в ипостасях давно: Отец и Сын.
В нашем православии обманчиво выдвинут Сын, как возможность жизни, целиком основанной на милосердии. Вот откуда, может быть, явился Евгений (Медный всадник) и в то же время в здоровой душе Пушкина явилась и поправка к нему: «Красуйся, град Петров!».
На этом предпочтительном почитании Сына и забвении Отца возникает и русский образ революционера (Евгений - да и Ленин?), но на этом фоне обязательной милости безликая, т.е. лишенная образа Отца, жестокость, и часто у революционеров милость и жестокость в одном лице.
И я думаю, что мой «Царь природы» явится демонстрацией силы природы в руках ее царя, той здоровой силы творческой и общественной, которая отстраняется от русского интеллигента культом Deus caritatis. Реставрация староверческого грозного «Спаса Вседержителя» от старухи через природу в Зуйка: «Надо» против слабости.
Когда я напишу своего «Царя», мне кажется, я буду мудрецом: только боюсь, что никогда не напишу и дураком умру. Как приятно в этих сомнениях поглядеть на «Кладовую солнца»: вот написал же! так вот и с «Царем»: будь таким же, как в «Кладовой», и напишешь. И как подумаешь, так и веришь... Напишу!
До Нового года «продрать» «Царя» до конца.
Перечитал написанное и стало ясно, что фокус всей вещи есть Царь природы (Зуек) в борьбе с водой. Сила человека против воды в том, что она сливается, а у человека (Зуйка) есть своя неслиянная часть, благодаря чему каждый делает общее дело по-своему (каждый ведет свой канал). Тем же самым разрешается превращение mussen в sollen.
Был Вахмистров Вас. Вас., брат Над. Вас. Реформатской, помесь барина с егерем.
387