Дневники

21. Был милый Митя — только что после 2-месячной военной подготовки в Курске. Талантливо говорит обо всех приключениях, о казарменных порядках, о курянах, о медичках, о проститутках, обслуживавших гитлеровских солдат, о двух Маринах.

Был Ал. Галич, — весь день сочинявший стихи, — прочитал стихи среднего качества. Мите он очень понравился. И действительно, он очень большой человек. Научился он мещанскому нынешнему языку — в больницах, т. к. ему подолгу пришлось валяться в общих палатах.

Кончаю для Чукоккалы — про Мандельштама.

6 января. Сегодня в Библиотеке — елка.

Я послал туда книги, конфеты, игрушки.

Эрику В Америку Шлю я каблограмму! Приветствуя Америку И Эрикину маму. Чтоб счастливым рос и рос Эрик Эремия Росс*.

января. Был Кирилл Титмарш, бегал на лыжах, зашел погреться. Читаю старый отчет о заседании в Союзе Писателей по поводу Пастернака*. Особенно подлы речи Перцова и Корнелия Зелинского. Вчера на полчаса приезжала Лида, рассказывала о Пуниных, разбазаривших наследие Ахматовой*.

января. Я дал «Царя Пузана» Галичу — приспособить мою пьесу для сцены.

25 января. Еще вчера пришел «New-Yorker» с моим письмом по поводу Miriam Morton, номер от 21 янв. Что-то не очень нравится мне это письмо. Что-то есть в нем мутное — то есть не в письме, а в моей позиции к Mrs. Morton. Она приехала в Переделкино с открытой душой, написала обо мне очень добрые строки (в Horn Book), потратила немало труда, чтобы перевести мою книгу; увидев эту книгу, я под первым впечатлением написал ей приветливое письмо о книге — и лишь во втором письме указал на чудовищные ошибки в переводе «Тараканища» — и на другие промахи, после чего она приезжает в СССР снова, чтобы написать историю «Детской Советской Литературы». Я помогаю ей раздобыть право на ежедневное посещение Дома детской книги, но при этом сообщаю ей, что в «Высоком искусстве» я напечатал «Записки пострадавшего» — протест против ее перевода «Тара- 1967

канища». Больше я ее не видел, и боюсь, что она вздумает отвечать, и мне придется дать в переводе отрывок из моих «Записок пострадавшего».

1 февраля. Вчера приезжала Люша. Сообщила ужасную вещь. Ее институт химии, недавно построенный, один из лучших институтов СССР, — сгорел из-за того, что одна из мелких служащих оставила включенную плитку. Вначале пожар был ничтожный. Но вызвали пожарных, и те выбили стекла. Ворвался ветер и раздул пламя.

И Люша, и все сотрудники работали весь день, иные всю ночь — все потрясены. В институте около 1000 служащих. Мороз страшный.

3 января [февраля]. Мороз — ужасный! ниже 34°. У Кларочки «замерзли все внутренности», по ее словам. Митя еще не нашел своего призвания в жизни и, по словам Марины, очень терзается этим. В «Новом Мире» в 12-й книжке большая хвалебная рецензия о Лидиной книге «Былое и думы»!!!

8. Вожусь с V-м томом. Очень скучные статьи, в которых нет меня. На всех отпечаток той скуки, к которой вынуждала нас эпоха культа. Помню тоску, с которой я писал эти статьи — без улыбки.

Была Марианна Петровна — мы слушали с нею речь, произнесенную в Лондоне Косыгиным. Не талантливая, узколобая речь. И бестактная. На обеде — промышленников — говорит о том, что все они политики и что мы перегоним Америку!!

Сегодня приехал Мирон*. Мы работали с ним над «Поэтом и палачом», портя всю статью, чтобы приспособить ее к цензурным требованиям.

Кончил Чехова как будто окончательно. Впрочем, хочется еще раз поглядеть перед печатью.

21 февраля. День Марии Борисовны. Ровно 12 лет со дня ее смерти. Был у меня по этому случаю Митя — и вечером Лидочка. Она привезла мне в подарок чудесное стихотворение Ахматовой, очевидно, обращенное к Исайе Берлину:

Ты напрасно мне под ноги мечешь.

Несмотря на тяжкую болезнь, Лида очень много работает: и над изданием ахматовского сборника, и над составлением Анто- 1967 логии детских стихов, и над дневниками Фриды.

Вид у Лиды неплохой. Была дочь Риты Райт.

3 марта. Вчера говорил по радио — приветствие женщинам 8 марта. Гостит у меня Машенька Слоним — уютная, трижды родная, простая, талантливая.

Оказывается, «Times Literary Supplement» пишет о Лиде, что ее повесть есть classic of purge¹¹³, сравнивает повесть с «Ив. Денисовичем» и с «Реквиемом».

По 1 янв. 1967 Книжная Палата сообщила мне официальную справку: За время революции мои книги издавались 715 раз. Общим тиражом 82 миллиона на 64 языках.

На русском языке 457 раз общим тиражом 76 миллионов. В 1966 — 15 раз общим тиражом 2 мил. 48 тысяч.

Сижу и порчу «Поэта и палача».

5 марта. Неожиданно: Таня. Письмо о Тепляковых — хлопочем, чтобы перевели их в Москву.