Дневники

Помолодел, пополнел. Великолепно рассказал, как в Союзе Писателей почтительно и растерянно приняли его в кабинете Федина — Воронков, Марков, Соболев. Он вынул и положил на стол бумаги. Марков испугался: что если это новый обличительный документ, обращенный к мировому общественному мнению? Они дружески упрекнули его: зачем же вы не написали письма в Президиум. Зачем размножили свое письмо к Съезду и разослали копии каждому члену Съезда?

Он обратился к тем бумагам, которые выложил заранее на стол.

Я уже два года обращался к разным отдельным лицам и ни разу не получил ответа.

Вот копия моего письма к Брежневу. Брежнев мне не ответил. Вот копия письма в «Правду». Ответа я не получил. Вот мое письмо к вам в Союз, вы тоже не ответили мне.

Марков, Воронков, Соболев — изобразили на лицах изумление. «Несомненно, Леонид Ильич Брежнев не получал Вашего письма».

Словом, все лебезили перед ним. «Не мешает ли вам форточка? Не дует ли?» Когда он попросил воды, тотчас же в комнату были внесены подносы со стаканами чаю и обильными закусками.

Твардовский, привезший Солженицына, спросил: скажите, пожалуйста, не думаете ли вы, что ваш «Раковый корпус» будет напечатан за границей?

Солженицын. Весьма вероятно. По моим сведениям, существует не меньше 500 машинописных копий этой вещи; нельзя надеяться, что ни одна из этих копий не попадет за границу.

Что же нам делать? — в отчаянии спросили судьи у подсудимого.

Остается одно, — сказал Твардовский, — печатать «Раковый корпус» в «Новом Мире».

Заговорили о клевете на Солженицына, будто он дезертир, будто он был в немецком плену чуть ли не полицаем и т. д. Великодушно обещали ему защитить его доброе имя.

Он чувствует себя победителем. И утверждает, что вообще государство в ближайшем будущем пойдет на уступки. «Теперь я могу быть уверен, что по крайней мере в ближайшие три месяца меня не убьют из-за угла».

Походка у него уверенная, он источает из себя радость.

7/VIII. Дней десять назад был у меня блистательный Александр Верт вместе с пьяным Катаевым. Катаев от самовосхищения переходил к покаянию — «я мерзавец, вы даже 1967

не знаете, какой я негодяй!» Верт подарил мне книгу «Russia at the war»[116].

От любви изнемогая, Говорю я: «Дорогая, Приходи ко мне нагая, И приделаю рога я Мужу твоему».

Это — из недописанной оперетты «Чертецца», которую я сочинял в 20-х годах. Оттуда же:

У меня жена беременна, Но, я надеюсь, это временно.

Я пытался быть циничным, — но ничего из этого не вышло, и я стал детским автором.

Катаев едет в Париж на чествование Бодлера — и уже месяц готовится: сочиняет речь о Бодлере.

августа. Жарко. Блаженствую на балконе. Правлю «Леонида Андреева» — старую свою визгливую статейку для шестого тома Собрания сочинений.

августа 67. Лидочке лучше; ей нужна клиника, где она быстро поправилась бы, но из-за ее нервного заболевания ей нужна отдельная палата и чтобы не было шума в коридоре. Единственная клиника, где ее могли бы вылечить, — та якобы инфекционная, где лечился я, но туда ее вряд ли примут из-за ее письма к Шолохову и из-за ее «Софии Петровны», выходящей в Англии. — В 3-м номере «Прометея» ее статья о детстве и юности Герцена — очень талантливая, но неоконченная, так как ей скучно заниматься такой нетворческой работой при наличии «Былого и дум».

Сима сообщил, что вчера по ВВС сообщили о Лидиной книге, вышедшей в Англии. Интересно бы узнать, кто переправил ее рукопись через границу.

Какая мутная, претенциозная чушь набоковское «Приглашение на казнь». Я прочитал 40 страничек и бросил.

21 августа. День Марии Борисовны.

1967 Сейчас от меня ушел Роман Якобсон, которого

Маяковский назвал в стихах Ромка. Оказывается, Эрнест Симмонс перевел это слово как рюмка (по словам Романа Якобсона).

Здесь в СССР печатается его книга в переводе на русский язык, и он говорит, что перевод блистателен, что в СССР сейчас великие лингвисты — у них тонкое понимание, большое научное воображение — напр., Кома Иванов. «В январе его мы в американском лингвистическом Обществе выберем почетным членом». Сам он бодр, дружествен, полон электричества.

Сегодня Коме 38 лет — день рождения — Якобсон приехал к нему на праздник.

Очень взволновала меня встреча с ним, с нашей молодостью, и сразу вся хворь прошла. Мне читала Рая Облонская и Марианна Петровна о Пржевальском из «Русской Старины».

22 августа. Еле жив. Сердце. Голова. Собрался подумать о VI томе.

Раичка Облонская читала мне воспоминания А. Н. Тихонова — и я вспомнил милого, милого Тишенку, моего великолепного друга — и его страшную смерть.

24 августа. Четверг. Была чудесная Аня, только что напечатавшая в «Юности» очень любопытный рассказ о себе*. Митя помог мне рассортировать материал для VI тома и прочитал мне вслух замечательный рассказ Грековой «На испытаниях». Была Таничка. Был Сима Дрейден.

Всех я любил прощальной любовью. Работал над реставрацией «Ив. Бунина».

Статья Рассадина обо мне в 7 кн. «Нового Мира». Я и не подозревал, что я такой симпатичный. Он делает меня крупнее, чем я есть.