Дневники

армия агитаторов, куда денутся тысячи областных и районных газет, для которых распоряжение из Центра — закон. Конечно, имя Солженицына войдет в литературу, в историю — как имя одного из благороднейших борцов за свободу — но все же в его правде есть неправда: сколько среди коммунистов было восхитительных, самоотверженных, светлых людей — которые действительно создали — или пытались создать — основы для общенародного счастья. Списывать их со счета истории нельзя, так же как нельзя забывать и о том, что свобода слова нужна очень ограниченному кругу людей, а большинство, — даже из интеллигентов — врачи, геологи, офицеры, летчики, архитекторы, плотники, каменщики, шоферы делают свое дело и без нее.

Вот до какой ерунды я дописался, а все потому, что болезнь моя повредила мои бедные мозги.

24 мая. В ночь на сегодня я не заснул ни на миг. Боль в прямой кишке. Д-р Никифоров, заведующий Инфекционным корпусом, дней десять тому назад заявил, что возьмет меня к себе, в 93 бокс, — и вдруг на все его боксы нагрянули корейцы, человек сорок, и я остался без врачебной помощи. Вдруг сегодня явились ко мне две врачихи — и сказали: «собирайтесь, едем!»

Оказывается, здесь сын Михалкова Никита.

Читаю чудесные Лидины записки об Ахматовой. Говорят, что завтра может навестить меня Таня.

2-й день у меня в 5 час. нормальная температура.

Как дивно здесь лечат, споро, дружно. Врачи накидываются на твою болезнь толпой, как охотники на зверя – и страстно жаждут уничтожить ее. Но как жаль, что такая медицина доступна только нескольким избранным, а Таня, Лида, Ахматова, Коля и сотни тысяч лучших людей были вынуждены довольствоваться услугами неумелых, унылых, равнодушных людей. Возможно, что Коля был бы жив посейчас, если бы, скажем, в 1963 году попал в 93-й бокс. Весь корпус полон корейцами, которые все дни дуются в карты. Ни одной газеты, ни одной книги.

Пятница 6 часов. Какое число, не знаю. Съезд еще продолжается. Говорят, что около ста человек подписались под письмом Солженицына. Или, кажется, составили свое письмо, еще более сильное.

Бокс 93. 30 мая. Прочитал две книги. Одну — о Тынянове, другую — «Прометей» № 2. Автобиография Тынянова — чудо. Вся из

1967 конкретных образов, из художественных деталей.

Как будто пишет не ученый, а великий беллетрист. И какая память на те живописные образы, что окружали его в детстве!

В книге нигде не говорится, что он был еврей. Между тем та тончайшая интеллигентность, которая царит в его «Вазир-Мухта- ре», чаще всего свойственна еврейскому уму. Сравните романы Ал. Толстого с тыняновскими. У Тынянова героями выступают идеи, идеи борются и сталкиваются, и вообще на первом месте — идеология. Идеология, подкрепленная живописью. А у Ал. Толстого — плоть.

Были врачи. Как единодушно они ненавидят Светлану Аллилуеву-Сталину*. Опростоволосившиеся власти торопятся клеветать на нее в газетах, но так как в стране царит единомыслие, даже честные люди попадаются в этот капкан.

И вся Россия мечется, Покуда не излечится.

Барбитураты Виноваты, Что мы с тобой дегенераты.

Сейчас няня «тетя Дуся» увещевала меня:

— И зачем вам работать? Надо и отдохнуть. Много ли вам жить осталось? Ну год, ну два, — не больше. И все это — от доброго сердца.

Два дня истратил на чтение книги Erle Stanley Gardner’a «The Case of the Beautiful Beggar»1. Чушь страшная, но нельзя оторваться.

«Прометей» № 2 превосходен. Леонид Гроссман о Лике — по неизданным материалам — написал прекрасное исследование. Хуже всего отрывки из Честертона — выбранные наобум. Безличной женщине:

Ты еще не рождалась, Тебя еще нет, Ты побоялась Родиться на свет. Ты кем-то несмелым (Как будто во сне)

Начертана мелом На белой стене.

Читаю Голдинга «Lord of the Flies»[115]. Здорово.

В «Нью-Йоркере» — записные книжки Эдмунда Уилсона. Сколько самодовольства и какая бедность мысли.

Прочитал I часть автобиографии Bertrand’a Russel’a При всем своем демократизме он остается британским аристократом.

Пишет прекрасным, классически прозрачным языком. Юмор — чудесна свобода суждений — и полная откровенность насчет своих сексуальных причуд. Ни математика, ни философия не убили в нем человека.

Прочитал «Papa Hemingway»*, развязную, вульгарную книжку — со страшным концом — о сумасшествии великого писателя.

29 июня. Сегодня меня выписывают из больницы. Таничка получила дивное письмо от L. Ross.

6 августа. Вчера в Переделкино приехал А. И. Солженицын. Но мне было так худо, что я не мог его принять. Голова, сердце, желудок. Сейчас он спит внизу.

Сегодня из Эстонии возвращается Люша.

Написал на книжке «От двух до пяти», посылаемой в Палестину Сильве Рубашовой:

Подумаю про Иудею И моментально молодею1. О, Сильва милая моя, Любил ли кто тебя, как я? Но был тобою предпочтен Высоколобый Соломон. И говорят: ты подарила Ему младенца Гавриила. Ну что же! Ревностью дыша, Благословляю малыша И книжечку для матерей Я шлю тебе из-за морей. Будь счастлива и не жирей!

1 Вариант: холодею

1967 Сегодня завтракал с Солженицыным. Он сияет.