Дневники

Встретил Нилина, который дивно, очень талантливо изобразил Сталина — процитировав наизусть страницы романа, который он сейчас пишет. С Нилиным это часто бывает. Он пишет с упоением большую вещь, рассказывает оттуда целые страницы наизусть, а потом рукопись прячется в стол, и он пишет новое.

Среда 24. Июль. Пришла Софа Краснова. Заявила, что мои «Обзоры», предназначенные для VI тома, тоже изъяты. У меня сделался сердечный припадок. Убежал в лес. Руки, ноги дрожат. Чувствую себя стариком, которого топчут ногами.

Очень жаль бедную русскую литературу, которой разрешают только восхвалять начальство — и больше ничего.

Дрожат руки — милая Клара утешала меня. Дала мне какую-то пилюлю — и мне полегчало. Приходила Мариэтта Шагинян, но я в это время лежал в беспамятстве. Пробую работать.

Суббота 27. Июль. Писал Пантелеева — со смутным чувством, что статья моя ни к черту не годится. Пришла Таня — прочла статью, и мое смутное чувство стало уверенностью, пора мне бросить писать статьи. Ничего не выжмешь из таких склеротических мозгов, да и прежнего азарта нет. Последнюю азартную вещь я писал о Грековой*. Finis.

Понедельник 29. Июль. Работает у меня В. О. Глоцер.

О Щеголеве

Павел Елисеевич Щеголев был даровитый ученый. Его книга «Дуэль и смерть Пушкина» — классическая книга. Журнал «Былое», редактируемый им, — отличный исторический журнал. Вообще во всем, что он делал, чувствуется талант. Но «при всем при том» он был первостепенный пройдоха. Родился он в Воронеже.

Другой воронежский уроженец А. С. Суворин, изда- 1968

тель реакционного «Нового Времени», помогал ему в первые годы его литературной карьеры. Выдавал ему субсидию и печатал его ранние статьи в своем — тоже реакционном — «Историческом Вестнике». Но Щеголев постепенно левел и вскоре сделал себе карьеру как журналист прогрессивного лагеря. Все было бы прекрасно, но вдруг юбилей Суворина. Пышный, очень громкий юбилей. Щеголев скрепя сердце явился на этот юбилей приветствовать своего благодетеля. К его ужасу на юбилейный банкет явились фотографы — снять юбиляра среди его друзей и приверженцев. Ничего не поделаешь: Щеголев встал в самом заднем ряду. Но перед тем как фотографы щелкнули своими аппаратами, он уронил платок и нагнулся, чтобы его поднять. Таким хитроумным маневром он спас свою литературную честь. И когда в «Новом Времени» напечатали, что он присутствовал на юбилее Суворина, он говорил: это враки.

В 22 (кажется) году он предложил мне дать в журнал «Былое» какую-ниб. статью. Я дал ему «Некрасов и деньги» и при этом сказал, что хотел бы получить гонорар не обесцененными деньгами, а продуктами.

Ну а дров вам не надо?

Надо, надо. Мы уже месяц без дров.

Он повел меня по коридору и распахнул какую-то дверь. В небольшой комнатке были аккуратно сложены дрова до потолка. Каждое полено нумеровано.

Вот возьмите 60 поленьев.

Я не поверил своему счастью. Помчался домой, на Кирочную (это по соседству. Редакция «Былого» на Литейном), позвал Колю, мы взяли с собой мешки, и когда на квартире оказалось 20 поленьев, Мария Борисовна затопила плиту, развела огонь в камине—а мы пошли с мешками за новой добычей. Но у дверей комнаты стояла финка (как тогда говорили, чухонка).

Она встретила нас громкими криками:

Рова?! Рова?!! Это мои рова?! (финны не произносят двух согласных подряд. Хлеб у них лейпа.)

Называя нас ворами и мазуриками, она потребовала, чтобы мы вернули ей 20 поленьев.

Щеголева, конечно, в редакции не было. «Чухонка» очевидно до самой смерти была уверена, что я уворовал ее «рова».

Лет через пять случилось мне при поездке в Москву оказаться в одном вагоне со Щеголевым.

1968 Ехал я заключить договор на новое издание Не

красова, над которым я работал лет пять. Цель своей поездки я, конечно, не скрыл от Щеголева. В те времена заключать договор было дело трудное. Нужно было бегать по всем этажам «Огиза», чтобы получить на договоре печати пяти или шести инстанций. Последняя инстанция — юридическая. Утомленный юрист с раздражением сказал:

Сколько же выйдет изданий Некрасова? Только что я утвердил договор какого-то на букву Щ. И вот новый договор на букву Ч.

На букву Щ? Не Щеголев ли?

Да, да! Щеголев!

Я бросился к редактору (кажется, Бескину). Но у Щеголева была сильная рука: Демьян Бедный, с которым он дружил. И я потерпел поражение.

Нужно же было так случиться, что и обратно мы ехали в одном купе. Он на нижней полке, я на верхней.

Едва он появился в вагоне, я стал шептать какие-то сердитые слова и громко демонстративно вздыхать.

Что это вы вздыхаете?

Я вздыхаю о том, что в нашей стране столько жуликов.

Он догадался, в чем дело.

Мы помолчали, и наконец он сказал:

Хотите яблочко?

Я взял яблоко, и у нас установился мир. В Питере он отказался от Некрасова, которым никогда не занимался вплотную.