Об этом «переходе» заявил орган Нахамкиса.
Свет еще не погас, но спички и огарок у меня под рукой.
День сегодня острый – приготовление к завтрашнему.
Досадная неудача с переводом Карташёва, Шингарева и Кокошкина из крепости в лечебницу. Все было налажено, доктора и родные целый день продежурили в крепости, ловя большевиков для подписи, но не словили. До завтра.
* Согласно Декрету о государственном издательстве (принят ВЦИК 29 декабря 1917 года) все права на литературное наследство писателей после их смерти переходили к государству.
Идиотское «покушение» на Ленина (в глубоком тумане будто бы стреляли в его автомобиль, если не шина лопнула) заставило «Правду» изрыгать угрозы уже нечеловеческие. Обещают «снести сотни голов» и объявляют, что «не остановятся перед
Румын пока что выпустили, по протесту всех послов, но обещают арестовать румынского короля (?).
После обеда пришел Ив. Ив. – в полной подавленности и, хотя не холодно, –
Пришел Илюша, на этот раз
Положение крайне напряженное. Это чувствуется в каждом слове каждого. Это в воздухе.
Эсеры готовят бой (с провалом в конце, думаю). Завтра в 12 ч. должно открыться Учредительное собрание. К этому времени подготовлена манифестация. Члены Учредительного собрания надеются вместе с ней «влиться» в Таврический дворец, но… напрасно, ибо готовят свое и большевики: уже издали запрещение полкам и всем «верным» идти на манифестацию, латышам же и вызванным специально матросам (более тысячи) повелели оцепить район Таврического дворца и никого не подпускать. Однако членам дозволено будет войти – только им. Не совсем понятно, почему не переарестовали еще большее количество эсеров? Может быть, сегодня ночью…
Приготовили уже свою декларацию[50]
с объявлением России «советской» республикой и с открытым заявлением, что если Учредительное собрание этой декларации не примет и всех «декретов» вместе с их властью не утвердит, – то будет немедля разогнано.Если же утвердит, то не будет разогнано «штыками», а тихо, за ненадобностью, распущено.
На это с той же открытостью эсеры (сам Чернов) объявляют, что будут непоколебимо отстаивать лозунг «Вся власть Учредительному собранию».
Благодаря слишком очевидной разрухе, голоду (на окраинах что-то вроде хлебных бунтов, сегодня на рынке волынцы подрались с красногвардейцами), благодаря холоду, остановке трамваев (нахозяйничали), наконец, благодаря весьма скверному положению мирных переговоров (немцы перестают церемониться, прервали их на 10 дней) – настроение если не глупого гарнизона, то рабочих – не «крепкое», а скорее мерцающее. Не могу решить, слишком ли «рано» откроется завтрашнее Учредительное собрание, или слишком «поздно», – только чувствуется, что не в надлежащую «пору» (опять, как все у нас!). И весьма неизвестно, как обернется…
Конечно, Илюша прав, и у большевиков покоя нет. Они, как больные звери, – особенно озлоблены. И на все готовы.
Был Илюша опять с «бумажками». Кое-где прибавить, кое-где убавить, кое-что иначе сказать… Будет ли еще у них большинство? Эсдеков почти нет. Кадеты переарестованы.
К манифестации будто бы примкнут и офицеры, переодетые, но вооруженные. Это чепуха и не имеет значения. Еще больший вздор, что, по выкликам «Правды», приехали «специальные контрреволюционеры», даже будто бы Филоненко и чуть не Савинков. Ну а без крови завтрашнему дню все-таки не обойтись…
Никакой победы над большевиками завтра не будет же. Но если бы хоть надлом?.. Да, от надлома они могут освирепеть последним зверством…
Побежденные в Ростове матросы – освирепели в Севастополе. Уже растерзали там сотни офицеров.
Душа в тисках. Сжата болью, все нарастающей. Господи!.. И нет слов. Какие-то черные волны кругом, и тысячи пар глаз страдающих оттуда смотрят, и это лишь я столько вижу, а ведь их не столько, – все, все?..
Не хочу я больше писать. Не могу я больше ничего сказать. И знать-то дальше я уже ничего почти не желаю.
Завтра будет… ожиданно-скверное. С той примесью роскоши ужасного, которая неожиданна для воображения и свойственна только действительности.
Сейчас второй час ночи. Вот что было с утра. Какие факты.
Сначала, к удивлению, полная тишина. Хмурая, серая, занесенная пустым снегом улица. 10° морозу. Что такое? Оказывается, мы кругом оцеплены матросами и красногвардейцами – с Преображенской до Литейной – для непропуска манифестаций к Таврическому дворцу.
Около 2 Дмитрий вышел гулять – скоро вернулся. Говорит – стреляют, в казармах крики, неспокойно.