Дневники

Там и Бурцев. Не только спокоен, но даже в восторге. Ибо царский охранник Белецкий, с которым Бурцев в Петропавловке лишь перестукивался, теперь в одной с ним камере. Вдвоем живут, вместе спят. Бурцев ходит с Белецким в обнимку и заявляет, похлопывая его по плечу:

– Напролет все ночи разговариваем. Историю делаем. Все будет явно!

Толпа (вчера, 8-го) так и простояла весь день у Мариинской больницы. Когда Беклемишев с формовщиком пришли делать маски с убитых, то едва могли пробраться.

О «роспуске» Учредительного собрания большевики для проформы прочитали своим «дакальщикам» (в Советах своих «рабоче-солдатских»), и те дакнули, повыв даже своим, более осмысленным большевикам, вроде Рязанова. Кончено. Относительно убийства Шингарева и Кокошкина дакнули на резолюцию, что «осуждают». Затем служебные большевики сделали «доклад» о расстрелах 5 января. Какой – видно из слов Подвойского: солдаты и красногвардейцы вели себя идеально, стреляли в воздух, а если были жертвы, то потому, что манифестанты – саботажники и буржуи – были вооружены и попадали друг в друга. (Честное слово, это даже совершенно в своем роде, даже художественно!)

Было предложено принять соответственную резолюцию (что буржуи попадали в самих себя) без обсуждения. На протест Суханова (из Горьковской «Новой жизни» дрянцо; однако не выдержал) чуть не ответили самосудом, спас Володарский, прыгнув через стол. Надо отдать справедливость Суханову, он довольно мужественно стоял под кулаками и браунингами.

Затем Суханова убрали, а стадо опять дакнуло, с довольным воем.

Постановили заодно «праздновать» 9 января. Ни с какой стороны невозможно осмыслить, что же, собственно, сегодня празднуется?

Вечером (все вчера) у нас перманентный Ив. Ив., конечно, этот удивительный, гениальный… человек. Он, быть может, и гениальный ученый, но гениальностей всякого рода, и художников, и писателей, и ученых, и философов, и политиков мы знаем достаточно, немало их и видывали.

С совершенством же в «чисточеловечестве» я сталкиваюсь в первый раз. Это человек – только – человек, настоящий, – которого от этой именно настоящее™, подлинности, и следует писать с большой буквы. У него, ради полноты совершенства, должны присутствовать и все недостатки человеческие.

Но я отвлекаюсь. Итак – приходящий и уходящий Ив. Ив. И вдруг, уже довольно поздно, – опять Илюша.

Теперь они все уже определенно скрываются. Большевики, в ожидании «боя» от эсеров, занялись арестами. Пришли во фракцию и бессмысленно арестовали 20 мужиков, членов Учредительного собрания, всех, кого там застали.

Перейти на нелегальное положение все эсеры не могут. Их слишком много. Думаю, кончат тем, что разъедутся.

Я все-таки утверждаю, что свою линию эсеры выдержали до конца. Они сблокировали с собою всех, даже интернационалистов. Поставили себе задачу, избрали тактику, которой остались верны. Другое дело, что из этого ничего не вышло. Может быть, провиденциальная роль эсеровской интеллигенции в том, что у нее ничего не выходит.

Мы до четырех часов говорили вчера с Ил. вдвоем. Но это я расскажу после, а сейчас докончу сегодняшний день.

Нервное состояние пленников в Крестах – ужасно. Когда их сегодня ночью повели в подвал (скрывать), – они забыли о предупреждении и решили, что все для них кончено. Особенно волновались Третьяков и Коновалов. Ну, утром это объяснилось. Да что кадеты, люди непривычные, а любопытнее, что Авксентьев и Войтинский в Петропавловке тоже потрясены, Авксентьев совершенно не спит… Положим, теперь – то, чего никогда не бывало, и всякую минуту можно ждать всего.

Говорят, что на заводах волнения… Но это слухи. Газетный террор – факт. Везде красногвардейцы, и всякую, с муками вылизнувшую, газету красногвардейцы и матросы рвут, жгут, топят в прорубях. Увлекаются «революционством» до сжиганья и рванья своих собственных, где тут разбирать.

Похороны жертв расстрела состоялись сегодня тихо, без манифестаций.

Нащупывается неуловимое разделение власти. Очень странен и подозрителен этот комитет на Гороховой «по борьбе с контрреволюцией и саботажем». Главные буйства идут оттуда. Вероятнее всего, – это услужливые исполнители еще не высказанных или явно «несказанных» аспираций Смольного. Как былые погромщики при царе.

О чем же мы вчера ночью говорили с Ильей? Мы вернулись к корниловской истории. Я рассказывала ему о многом, фактическом, чего он не знал. Но ведь голые факты представляют собою такой дикий сумбур, что им отказываешься верить. Ничего нельзя понять. Лишь вооружившись фактами психологии, учитывая психологию каждого действующего лица, начинаешь открывать глаза, видеть и логическую ниточку.

Конечно, все еще сложнее, бесконечно сложно. Длинны слагаемые. Не нам распутать клубок истории. Причины не в личностях только, но и в личностях. Ибо личности тоже важны, тоже ниточки.

Вот грубая схема, которую подтвердила моя беседа с Ильей. Я ее повторю, хотя бы для себя.