Дневники

– Какие ж, когда они все заторможены? – отвечает мне серьезный «пролетарий». И продолжает: – Обещали хлеба, обещали землю, обещали мира… на тебе! Ничего, видать, и не будет.

– А вы чего ж верили? – спрашиваю.

– Дураки верят… Сдурили тебе голову, как есть…

В воздухе пахнет террором. Все время, с разных концов… Стоит ли пачкаться? И все-таки, в отличку от бывшего белодержавия, это краснодержавие – безликое, массовое. Не должен ли и террор быть массовый, т. е. сражательный, военный? Недаром главная у нас легенда – война юга с севером, Каледина с большевиками.

Увы, только легенда!

В «Русских ведомостях» от 21 ноября напечатан фельетон Бориса «К выступлению большевиков» – о гатчинских днях. Протокольный, строгий, как всегда у него, и очень любопытный. Все мои гаданья и предположенья – в конкретной одежде фактов. Все, как я думала и строила по отрывочным сведениям. Керенский продолжал свою страшную линию. (И на диване, очевидно, валялся!) Борис был там почти все время. Сделать уже ничего было нельзя. Разложение воли Керенского заразило всех, давно.

У нас, в ночь оргии у Зимнего дворца, на 24-е, в подвале стояло вино на аршин. И ворвавшаяся банда, буйствуя, из-под ног пила, и люди падали… «Залились!» – хохочет солдат.

Утопленниками вынули.

28 ноября, вторник

Проснулась от музыки (над головой у меня открытая форточка). Морозу 10°, но светло, как весной.

Бесконечная процессия с флагами – к Таврическому дворцу, к Учредительному собранию (которого нет).

Однако это не весна: толпа с плакатом «Вся власть Учредительному собранию!» – поразительно не военная и даже не пролетарская, а демократическая. Трудовая демократия шла. Войскам большевики запретили участвовать: «Темные силы буржуазии задумывают контрреволюционное выступление…» (Официальные «Известия» сегодня.)

Красногвардейцы с гиком, винтовки наперевес, кидаются во всякую толпу: «Ррасходись!»

В редакции «Речи» – солдаты. На углах жгут номера газеты, из тех 15 тысяч, которые успели выйти.

И как по программе: выследили по известным адресам (теперь у них много кадровых сыщиков) кадетский ЦК, в семь часов утра арестовали графиню Панину, у нее устроили засаду и пошли катать прибывающих членов Учредительного собрания. (Не была ли я права, утверждая, что «прибудут»?)

Уже арестовали Шингарева, Кокошкина и стольких еще, что я и не перечисляю.

Мы нейдем, конечно, к Думе: это тебе не март! Говорили, будто одна плакатная толпа на руках поднесла к дворцу Чернова, «селянскую владычицу», и он будто бы махал платочком. А другие будто бы вступили с «верными» латышами в разговор, упрекали их, что они двери народные хранят, а те отворили: пожалуйте! Произошло будто бы братанье… Однако я никаким очевидцам не верю. Что там кто видел? Тьма, морозный туман, красная озорь гикает…

Был С.Н.[45] Вот этот много рассказывал интересного и верного… Между прочим: в первой делегации к немцам, кроме добровольца Шнеура, были несколько взятых «захватным путем»: генерал, какой-то картонный рабочий (первый попавшийся) и такой же мужик: этого схватили с веником, из бани шел. Повлекли, он так до конца и не понял, куда, зачем?

Теперь отправилась другая «делегация», – торопятся! Абсолютно очевидно, что которая-нибудь, если не эта, вернется с «миром» на тех условиях, которые прикажет подписать Германия.

Я так, сравнительно мало, пишу об этом потому… что мне слишком больно. Это, в самом деле, почти невыносимо. Этого ведь не забудешь до смертного часа. Да и потом… Позор всей земли упал на Россию. Навек, навек!

«Беспамятство, как Атлас, давит душу…»

Быть русским… Да, прежде только на матерей нельзя было поднять глаз, а теперь – ни на кого! И никогда больше. Лучше бы нам всем погибнуть. Вспоминаю: «…смерть пошли, где хочешь и когда хочешь, – только без стыда и преступленья…»

Я не думаю, чтобы все-таки удалось им, посредством репрессий, арестов и т. д. подменить Учредительное собрание, т. е. успеть подтасовать под себя так, чтобы заставить одобрить и свой «похабный» мир, и свои декреты, и самих себя. А потому я думаю, что они его обязательно разгонят (если соберут).

На юге – неизвестность, но, кажется, совсем не хорошо.

Тяжело, что никогда европейцы не поймут нашей трагедии, т. е. не поймут, что это трагедия, а не просто «стыд и преступление». Но пусть. Сохраним хоть мы, сознательные, культурные люди, последнюю гордость: молчания.

29 ноября, среда

В «Известиях» (это единственная сегодня газета) напечатан декрет, которым кадеты объявляются вне закона и подлежащими аресту сплошь.

Вчера-таки было что-то вроде заседания в Таврическом дворце: сегодня оно объявлено «преступным», стянуты войска, матросы (уже не латыши), и никто не пропущен. Арестовали столько, что я не знаю, куда они их девают. Даже «отдано распоряжение» арестовать Чернова.