Благодарю Вас за слова утешения, за дружбу, за готовность приехать и помочь мне. Итак, жду Вас, как обычно, в воскресенье, к завтраку.
Дорогой господин Дюран,
Будьте добры, пошлите от моего имени автору нижеприлагаемого письма те несколько фотографий, о которых он просит и которые я не могу послать ему сам, если не считать фотографии моего портрета — ее я отправляю ему непосредственно отсюда. Зная Вашу обязательность, не сомневаюсь, что Вы сделаете это, хотя у Вас и без того достаточно хлопот с бесконечными распродажами и выставками.
Надеюсь, Вы по-прежнему удовлетворены выставкой моих «Венеций», а также выставкой Ренуара.
Дорогой господин Дюран,
Благодарю Вас за ласковое письмо и в соответствии с Вашим пожеланием сообщаю, что специалист, у которого я был в Париже, подтвердил заключение вернонского врача, но назначил курс лечения, который может задержать развитие болезни, а значит, и отсрочить операцию: дело не в том, что она опасна, а в том, что после нее у меня совершенно изменится зрение.
Я начал этот курс и надеюсь на благоприятный результат, но, как Вы сами понимаете, на душе у меня невесело, потому что с меня довольно и прошлых моих горестей.
К великому моему счастью, мне не запрещено заниматься живописью, и, если погода наконец наладится, я смело вернусь к работе, в которой сейчас особенно нуждаюсь.
Дорогой господин Дюран,
Хочу подтвердить Вам то, что сказал вчера, а именно: я буду счастлив иметь тех двух Делакруа, о которых мы говорили. Я дам за автопортрет художника до 10 000 фр., а за «Уголок мастерской» («Печь») до 15 000 и готов купить как первую картину, так и вторую, но еще лучше — обе. Быть может, лицо, уполномочившее Вас приобрести для него «Мастерскую», согласится уступить ее мне. Словом, смотрите сами и действуйте, как сочтете нужным. Прошу только уведомить меня о результатах. Да, я буду счастлив и горд заполучить две эти вещи.
Дорогой господин Дюран,
Я глубоко огорчен тем, что Вы не решились купить автопортрет Делакруа, как я Вас просил. Для меня это серьезное разочарование.
Дорогой господин Дюран,
… Несмотря на все напасти и беды, я чувствую себя отлично, только вот на душе у меня скверно, но это и естественно, не правда ли? Кроме того, мне до предела противно то, что я делаю. Я всегда верил, что постепенно стану доволен собой и сделаю что-нибудь стоящее. Увы, эту надежду пришлось похоронить, и теперь у меня душа не лежит ни к чему. О зрении своем не решаюсь даже говорить: иногда мне кажется, что я вижу лучше, иногда — наоборот.
Буду счастлив, если Вы посетите меня на будущей неделе, в любой день, когда Вам удобно; лучше всего было бы в воскресенье, ровно через неделю. Если Вы по-прежнему хотите у меня найти несколько полотен по своему вкусу и если я смогу завершить их без особенных усилий, хорошо, я сделаю это для Вас, и покончим с этим. Как видите, дорогой господин Дюран, настроение у меня по-прежнему убийственно скверное.
Дорогой господин Дюран,
На прошлой неделе я был в Париже, но так и не улучил минутку, чтобы зайти на улицу Лаффитт, хотя мне очень хотелось видеть Вашего отца. Тем более сожалею об этом, что получил плохие вести насчет Ренуара и хотел бы узнать у Вас, как там обстоят дела: то, что мне рассказали, отнюдь не утешительно. Поэтому буду Вам очень признателен, если Вы сообщите мне все, что Вам стало известно о нем за последнее время.
Дорогой господин Дюран,
Благодарю за Ваше бесконечно доброе письмо и за то участие, [которое] Вы приняли в моем новом и тяжком горе. Я знал, что болезнь моего сына неизлечима, но от этого нам — мне и его бедной жене — нисколько не легче. Тем не менее стараемся по возможности держаться. Нас утешает лишь мысль о том, что больше ему не придется страдать: это ведь была настоящая пытка.
Моя дочь и мой сын Мишель просят меня поблагодарить Вас за Вашу внимательность и сочувствие.
Дорогой господин Дюран,
Давно уже собираюсь написать Вам и узнать, как у Вас дела, но, как Вы, должно быть, знаете, я вновь принялся за работу, а Вам известно, что когда я берусь за нее, то берусь всерьез: встаю в 4 утра, надрываюсь весь день, а к вечеру валюсь с ног от усталости, так что поневоле забываю обо всем, кроме начатой работы. Таковы мои оправдания, хотя, поверьте, я все время думаю о Вас и жажду получить от Вас весточку.
Итак, жду письма, если уж не от Вас, то от одного из Ваших сыновей. Пусть они напишут, что# у Ренуара, и передадут ему привет, если он, как я предполагаю, сейчас в Париже.
Я более или менее здоров, зрение наконец наладилось. Благодаря работе, этой великой утешительнице, все идет хорошо.