Дневники русской женщины

Действительно, если верить, что эти 2 будут приняты, верить этому авансу – приводить в исполнение круговую поруку нет достаточного основания по известной для всех причине: остальные будут возвращены. Но, с другой стороны, это неопределенное положение, томительно длящееся вот уже сколько дней, – раздражает, хочется покончить с ним как можно скорее и рассуждать так: я виновата не менее, чем уволенные 24, и раз мне не дают прямого и ясного обещания в том, что их всех вернут, и не могут назначить срока, – я ухожу и вернусь только тогда, когда они возвратятся. Это было бы лучшее, и я склоняюсь к последнему решению. Мне возражают многие, что я не имею права так рассуждать, что я говорю так оттого, что лично обеспечена, а каково другим-то! Конечно, другим тяжелее решиться на это; но ведь и в числе 24 есть такая беднота, которая виновата нисколько не более, нежели мы. Говорят, что они вернутся, а мы, если уйдем, то многие, которые получили выговор, не будут вновь приняты, и вместо 24 жертв мы создадим 100… Соображение практичное. И вот ради этого-то следовало бы уйти всем раньше, так как тогда мы вполне сравнялись бы с 24… Если временное правление бросило нам этот аванс с целью разбить единство, то достигло своей цели: уже образовался раскол… и завтра будет еще резче. Уволенные ждут исполнения нашего решения, а мы… мы ждем. Полезен ли наш уход? – это вопрос, на который исключенные отказываются отвечать и говорят, что они понимают круговую поруку как исполнение нравственного обязательства, а не как средство спасения.

Завтра будет бурная сходка… А хорошо бы нам всем уйти! Картина вышла бы такая внушительная – и стоит проучить кого следует за такой образ действий! Шутка ли, один из профессоров как член временного правления исключает, а как профессор – подписывается под петицией о возвращении слушательниц… Двуликий Янус! лицо, отныне – вполне историческое. У другого – двусмысленные речи… Приходилось слышать и такие: «Вы, 500 человек, идете в омут!» – Как это человек до сих пор не знает самого себя? иногда бывает такое состояние, что действительно легче в омут, нежели остаться жить… Да! люди науки оказываются плохими администраторами; только некоторые из них умеют держать себя в высшей степени тактично, и поэтому куда умнее остальных. Правду говорит Е.Н. Ще-на, что в подобных случаях рационалисты никуда не годятся.

И вот это-то нетерпение охватывает меня… скажу более: мне хочется теперь уйти. Я так недовольна собой, так недовольна своим легкомысленным поведением за эти три дня – 17, 18 и 19 февраля, что, кажется, буду вспоминать о них всю жизнь с краской стыда на лице. Мне хотелось бы чем-нибудь загладить их… и если б меня исключили – я была бы так рада, так рада… Я замечаю в своей жизни такую массу ошибок, что могу чистосердечно сказать: «homo sum, nihilque humanum a me alienum esse puto»…¹⁹ Все человечество проходит тот же путь: ошибаясь, страдая за свои ошибки и искупляя их… в этом прогресс.

А что я работаю? – Да почти ничего, настроения нет заниматься. Только со вчерашнего дня начала читать Градовского, а до сих пор читала «Анну Каренину» и писала письма. Видно, придется оставаться на второй год; семестр весь пропал для занятий, а ввиду того, что я плохо занималась и прошлый год – для меня потеря части этого года особенно чувствительна. Экзамены, пожалуй, сдам, но с какими познаниями?.. Я только что засела за философию Канта, только что занялась… стала учиться читать по-польски… и вот…

Вчера вечером послала В-скому письмо, давно уже написанное, черновую нарочно храню у себя. Вряд ли ответит: он слишком горд, слишком самоуверен, чтобы пускаться в объяснения с той, которая кажется ему ничтожностью. Правду сказал Ш.: «Он его прочтет и забудет».

6 марта

Едва я пришла на курсы, Скриба вышел из канцелярии с объявлением: «По ходатайству временного правления г. министр народного просвещения разрешил принять тех из уволенных слушательниц, которые пожелают подать вновь прошения». Коридор был весь полон народа. Скриба пошел наверх, толпа за ним. В верхнем коридоре он прочел вслух громко объявление, встреченное глухим радостным шумом. Все поздравляли друг друга и возвращенных. Эффект был полный. Оставалось одно: так же демонстративно идти на лекции, как раньше не ходили. И мы разошлись по аудиториям с радостным настроением; там нас поздравляли с благополучным окончанием движения и много говорили об экзаменах, как быть с ними. В столовой бюллетеней не видала, сказывали, что студенты Бернского и Женевского университетов прислали сочувственные телеграммы.

7 марта