Дни яблок

— Вот-вот, — отозвался я, — подумай как следует, прежде чем клянчить.

Из коридора мне навстречу выдвинулась мама, совершенно стёршая крем и самурайскую надменность с лица.

— Волшебный аромат, — заметила она мельком, — кофе бабушки Лены, я узнаю его.

— Старый рецептик, а ещё она споласкивает чашки кипятком, — отозвался я и отправился одеваться.

Из недр квартиры раздался ужасный звук… Похоже было, что кто-то ахнул, взвыл и прорычал одновременно.

Мама чуть не выронила чашку, бабушка, орудовавшая гребнем на кухне перед зеркалом, едва не поперхнулась заколками. Бася, благоразумно и храбро фыркая, укрылась под тахтой, я продел голову в свитер и прислушался. Вой повторился. Бабушка вынула изо рта шпильки.

— Что-то случилось… — глубокомысленно заметила мама, — может, Тиночке плохо?

— Всю жизнь, — радостно заметил я. — Она ведь так много работает…

— Александр! — хором сказали дамы.

В «тамбуре» нам явилась сильно мятая и вытаращенная Инга. Она вопила.

В дни моего детства было модно находить в лесу страхопудные коряги, вырезать из них уродливые обличья, а затем раздаривать эти увражи знакомым… У нас было две таких образины — дракон и лев. Кто из них кто, с первого взгляда могла угадать только мама, я знал только, что у льва меньше ног, чем у дракона и есть тонкий и сухой хвост…

Инга посреди «тамбура» напоминала и льва, и дракона, и каких-то еще растрёпанных существ, уснувших крепко и сладко на кофте и учебнике — поперёк лба у неё виднелся след от пуговок — лбом во сне она пришлась на кофту, а щёку сестрицы украшал слабо отпечатавшийся на ней параграф.

— Проспала! — верещала Инга сиплым со сна голосом. — Коллоквиум! Проспала коллоквиум! Совсем!

— Это ведь даже не семинар, — успокаивающе сказала мама. — Зато ты выспалась.

— Это расстрел, — прорыдала Инга уже в кухне, — там такая крыса!

— Не тот день, — заявила бабушка, она поправляла перед зеркалом берет и делала мне глазами некоторые знаки. Я подошёл ближе. Инга присела к столу и начала тоненько подвывать.

— Говорю, день не тот, — повторила бабушка и встретилась взглядом с внучкой в зеркале. — Абсолютно. День не рабочий. Та крыса завтра, и то не факт…

Инга схватилась ладонью за щёку и размазала по ней чёрные метки из книги.

— Не может быть, — выдохнула она и нанесла боевую раскраску на нос.

— Ешче как, — заметила бабушка. — Дожжик, сладко спишь. Теперь среда, седьмое.

И она вышла в коридор. Там притаился я, тщетно пытаясь слиться с бежевой стеной.

— Чародзейчик, — презрительно заметила бабушка. — Как то типично, мелкая месть. Пакости. Менсчины.

Мы надевали куртки и сапоги в коридоре, у двери. Проводить нас вышли добродушная и напившаяся кофе мама и сытая, облизывающаяся Бася. Тина смывала с себя потрясение под душем.

— Лесик проводит меня на трамвай, — светски заметила бабушка.

— Нет-нет, — отбросила эту версию как несостоятельную мама. — Вот ещё новости! На вокзал!

Затем она обратила суровый взгляд на меня.

— Лесик, ты ведь посадишь бабушку в поезд?

— Непременно, — окрысился я, — на Бердичев.

— То подростковое, — милосердно заметила бабушка, — он как мурашка! Кусает такой малой жвалой. Прелесть. То очень тонизует.

— Кхм! — озадаченно кашлянула мама, вообразив, видимо, как это она произвела на свет «мурашку».

— Когда ты вернёшься, я буду дома, — сказала мама мне вслед.

— Только на это и надеюсь, — ответил я и переступил порог.

Бабушка вышла в коридор. В двери она оглянулась — мама стояла в полутёмном коридоре, у ног её кусочком темноты восседала кошка.

— Берегите себя, Лика, — сказала бабушка, — к концу месяца подъеду.

— Значит, не прощаемся надолго, — сказала мама.

— Только так, — ответила бабушка.

Дверь захлопнулась. Эхо градинками обрушилось в залитый мутным октябрьским светом подъезд.

Послушав, как мама закрывает вторую дверь, бабушка подтянула кверху рукава куртки и посмотрела на меня, балансирующего на ступеньках лестничного марша.

— Что то ты напихал под порог? — делано лёгким тоном спросила бабушка и перекинула длинный ремень своего ридикюля через плечо.

— Ну, серебро там… полмонетки старой, ягоды, осина… соль, — начал я.

Бабушка повернулась и смерила дверь долгим взглядом.

— В основном кошачьи когти, конечно, и шаги, — сознался я. — Рыбьи голоса не укупишь…

Бабушка спустилась ниже. Став со мной на одну ступень, она спросила:

— Считаешь, достаточно?

— Поставил печать, — нехотя сознался я. Бабушка похлопала меня по плечу.

— Потом три дня крутили все суставы и из носа кровь шла часто, — добавил я.

— Дар не подарок, — пробормотала бабушка. — Но пойдём уже, мой магик.

— А куда? — совершенно по-детски пискнул я. Мы прошли третий этаж, и бабушка искоса глянула в сторону гамелинской квартиры.

— На ту вашу гору, — ответила бабушка, когда мы сошли вниз, и открыла дверь парадного. — Говорить с вевюркой[49]. То зверь дратливый[50], учти.

На улице было тепло. Утренний дождик прошёл. В октябре часто случаются такие обманчиво ласковые дни, без сырости, почти без ветра, очень часто солнечные.

— Благословение, — негромко сообщила бабушка. — Абсолютное. Добрая погода в путь.