Читаем Дни, полные любви и смерти. Лучшее полностью

– Пропасть как раз есть, – сказал Штайнлезер. – Этот столб – все равно что дымоход, полный смрадного дыма. Его верхняя часть должна быть старше нижнего слоя кургана, ведь курган насыпали поверх основания, образовавшегося в результате эрозии нижней части столба. Но, судя по некоторым признакам, они одного возраста. Мы все словно заколдованы: проработали здесь два дня, уже почти три, но так и не осознали, насколько невозможно происходящее… Древний наутланский символ, обозначающий время, срисован с эолового столба. Настоящее – нижняя часть дымохода и горящий в основании огонь. Прошлое – черный дым из дымохода, а будущее – белый дым. На вчерашнем камне был символ-подпись, которого я не понял и не понимаю до сих пор. Кажется, он указывает на что-то, выходящее из дымохода и не поднимающееся к небу, а опускающееся к земле.

– Вообще-то, столб не очень похож на дымоход, – заметила Магдалина.

– Настоящая девушка тоже не слишком напоминает утреннюю росу на ядовитом остролодочнике, – отозвался Роберт, – но мы же понимаем, о чем речь.


Некоторое время они рассуждали о невозможности происходящего.

– У нас как будто шоры на глазах, – говорил Штайнлезер. – С сердцевиной столба явно что-то не так. Да и насчет остальной его части я тоже не уверен.

– И правильно не уверен, – отозвался Роберт Дерби. – Ведь большинство слоев столба можно соотнести с определенными периодами и участками реки. Я ходил сегодня вверх-вниз по течению. На песчанике одного из участков нет следов эрозии. Русло сдвинулось там на триста ярдов, и песчаник оказался под столетним слоем суглинка и дерна. На других участках камень так или иначе срезан. Можно объяснить, в какие времена формировались отложения большей части столба, можно найти соответствия вплоть до нескольких веков в прошлое. Но когда появились верхние десять футов? Для них нет соответствия. Таким образом, дорогие мои, века, к которым относится верхняя часть столба, попросту еще не наступили!

– А когда появилось темное навершие? – начал было Терренс, но запнулся. – Кажется, я схожу с ума. Нет там наверху никакого темного камня. Я точно свихнулся.

– Не больше остальных, – заметил Штайнлезер. – Мне кажется, я его сегодня тоже видел. А потом он пропал.

– Эти письмена на камне – как старый полузабытый роман, – тихо проговорила Этил.

– Так и есть, – кивнула Магдалина.

– Не помню только, что случилось с девушкой из того романа…

– Зато я помню, – сказала Магдалина.

– Читай третью главу, Говард, – попросила Этил. – Я хочу знать, чем все закончилось.

– Сначала давайте выпьем виски от простуды, – скромно предложил Антерос.

– Так никто же не жаловался на простуду, – удивилась Этил.

– У тебя свой взгляд на медицину, Этил, а у меня свой, – ответил Терренс. – Так что я выпью. Хотя у меня скорее не простуда, а озноб от страха.

Они выпили. Потом некоторое время беседовали, и кое-кто начал клевать носом.

– Уже поздно, Говард, – сказала Этил. – Перейдем к следующей главе. Она последняя? А то пора спать. Завтра много работы.

– На третьем камне, втором из найденных сегодня, – более поздняя форма письменности. На камнях она прежде не встречалась. Это рисуночное письмо индейцев кайова. Они использовали шкуры бизонов, очень тонко выделанные, почти под пергамент, и наносили письмена разворачивающейся спиралью. Усложненную форму – а здесь именно она – это рисуночное письмо обрело сравнительно недавно. Совершенства оно достигло, возможно, уже под влиянием белых художников.

– Насколько недавно, Штайнлезер? – спросил Роберт Дерби.

– Полтора века назад, не более. Но на камнях письмена кайова прежде не встречались. Они просто не рассчитаны на то, чтобы их высекали в камне. Хотя здесь, в этом месте, столько чудес… Ладно, перехожу к тексту. Или точнее сказать – к пиктографии?.. «Тебя пугает мягкая земля, грубый грунт и камни, тебя пугает влажная почва и гниющая плоть, тебя пугает любая плоть, но вся плоть – гниющая плоть. Если ты не любишь гниющей плоти, значит не любишь вообще. Но ты веришь уходящему в небо мосту, подвешенному на волокнах и лианах, которые чем выше, тем тоньше, пока не становятся тоньше волоса. Это не мост в небо, и по нему ты не пройдешь в небеса. Ты думала, корни любви растут снизу вверх? Они идут из глубин земли, а земля – это старая плоть, мозг, сердце и потроха, это старые кишки бизонов и змеиные пенисы, это черная кровь, гниль и стенанье недр. Это – старое измученное Время, и корни любви растут из его запекшейся крови».

– Удивительно подробный перевод простых спиральных рисунков у тебя выходит, но я уже, кажется, проникся, – заметил Терренс.

– Возможно, я немного приукрасил, – признался Штайнлезер.

– Нагородил кучу вранья, – заявила Магдалина.

Перейти на страницу:

Все книги серии Мир фантастики (Азбука-Аттикус)

Дверь с той стороны (сборник)
Дверь с той стороны (сборник)

Владимир Дмитриевич Михайлов на одном из своих «фантастических» семинаров на Рижском взморье сказал следующие поучительные слова: «прежде чем что-нибудь напечатать, надо хорошенько подумать, не будет ли вам лет через десять стыдно за напечатанное». Неизвестно, как восприняли эту фразу присутствовавшие на семинаре начинающие писатели, но к творчеству самого Михайлова эти слова применимы на сто процентов. Возьмите любую из его книг, откройте, перечитайте, и вы убедитесь, что такую фантастику можно перечитывать в любом возрасте. О чем бы он ни писал — о космосе, о Земле, о прошлом, настоящем и будущем, — герои его книг это мы с вами, со всеми нашими радостями, бедами и тревогами. В его книгах есть и динамика, и острый захватывающий сюжет, и умная фантастическая идея, но главное в них другое. Фантастика Михайлова человечна. В этом ее непреходящая ценность.

Владимир Дмитриевич Михайлов , Владимир Михайлов

Фантастика / Научная Фантастика
Тревожных симптомов нет (сборник)
Тревожных симптомов нет (сборник)

В истории отечественной фантастики немало звездных имен. Но среди них есть несколько, сияющих особенно ярко. Илья Варшавский и Север Гансовский несомненно из их числа. Они оба пришли в фантастику в начале 1960-х, в пору ее расцвета и особого интереса читателей к этому литературному направлению. Мудрость рассказов Ильи Варшавского, мастерство, отточенность, юмор, присущие его литературному голосу, мгновенно покорили читателей и выделили писателя из круга братьев по цеху. Все сказанное о Варшавском в полной мере присуще и фантастике Севера Гансовского, ну разве он чуть пожестче и стиль у него иной. Но писатели и должны быть разными, только за счет творческой индивидуальности, самобытности можно достичь успехов в литературе.Часть книги-перевертыша «Варшавский И., Гансовский С. Тревожных симптомов нет. День гнева».

Илья Иосифович Варшавский

Фантастика / Научная Фантастика

Похожие книги