Дни, полные любви и смерти. Лучшее

– Господи! Магдалина, конечно! – воскликнул Роберт Дерби.

– Немного ее помню. Я не понимал ее. Она призывно топырила крылышки, как мотылек, но никому не давалась. Пару ночей назад расцарапала мне лицо, потому что я неправильно ее понял. Она верила в небесный мост. Он встречается во многих мифах. Но таких мостов не бывает. Что тут поделаешь?

– Она мертва! Пропади все пропадом! Зачем ты копаешься в камнях?

– Возможно, на них она еще не мертва, Роберт. Если на камнях что-то написано, я хочу прочесть это прежде, чем с ними что-то произойдет. Это навершие, которое упало и разбилось, – оно, конечно, совершенно невозможное. Этот слой еще не сформировался. Я всегда хотел заглянуть в будущее, и, возможно, другого шанса у меня не будет.

– Идиот! Девушка мертва! Неужели никого это не трогает? Терренс, хватит орать о своей находке. Спускайся! Девушка погибла!

– Роберт и Говард, поднимайтесь ко мне! – упорствовал Терренс. – Бросьте свои осколки, они ничего не стоят. Здесь у меня нечто невероятное! Такого точно еще никто не видел.

– Поднимайтесь, парни! – прокричала Этил. – Находка и правда уникальная!

– Этил, тут все, что ли, спятили? – Дерби вскарабкался наверх. – Девушка погибла. Разве ты ее не помнишь? Не помнишь Магдалину?

– Не уверена. Ты про ту, что внизу? Ах да, она крутилась здесь последние два дня. Не стоило ей забираться так высоко. Жаль ее, конечно. Но ты только глянь, что мы нашли!

– Терренс, а ты помнишь Магдалину?

– Девушку внизу? Немного похожа на ту, что позапрошлой ночью расцарапала мне лицо. Если кто-то пойдет в город, сообщите шерифу, что у нас труп. Роберт, ты когда-нибудь видел такую голову? Мы уже докопались до плеч. Наверняка в земле вся фигура целиком. Невероятная находка!

– Терренс, ты совсем спятил. Но Антероса-то ты помнишь?

– Конечно. Близнец Эроса. Символ неразделенной любви. Черт! Это имя идеально подходит статуе. Назовем каменного человека Антерос.

То и был Антерос – в базальте, но как живой. Искаженное мукой лицо, поникшие от горя плечи. Казалось, он беззвучно рыдает. Работа резчика зачаровывала накалом страсти – камень отражал всю боль безответной любви. Возможно, позже, когда статую освободят из земли и очистят от грязи, она уже не будет производить столь сильного впечатления. Но сейчас Антерос вырастал прямо из грунта, сама земля он и был. К какому бы периоду ни относилась статуя, воздействовала на зрителя она с невероятной силой.

– Терренс, я про живого Антероса. Помнишь нашего землекопа Антероса Манипенни?

– А, да, помню. Сегодня он не явился на работу. Передайте, что он уволен.

– Магдалина мертва! Она была одной из нас! Лучшей из нас! – кричал Роберт Дерби.

Но Терренс и Этил не обращали на его крик внимания – они увлеченно выкапывали статую.

А Говард Штайнлезер внизу лихорадочно перебирал темные осколки, пока они не исчезли. Вглядываясь в слой, который еще не сформировался, он пытался прочесть будущее, скрытое туманом.

Как я написал «Продолжение на следующем камне» [93] Р. А. Лафферти

Тот, кто хочет узнать, откуда берется рассказ, мелодия или скульптура, обычно спрашивает: «Как вы это сделали?» и «Что для этого нужно?». Есть одна история про парня из Голландии, который учился на мясника, и однокашники в шутку старались всячески его запутать. Говорили ему, что сердце по-английски называется «печень», мочевой пузырь – «желудок», язык – «огузок», вырезка – это «шейка», грудинка – «лопатка», легкие – «голяшки», ну и так далее. Но голландский парень оказался сметливым, быстро их раскусил и выяснил правильные называния для всех частей туши. Почти для всех. Он блестяще сдал выпускной экзамен – и практическую часть, и теоретическую. «Как же тебе это удалось? – спросил преподаватель. – Ведь все было против тебя!» – «Потому что у меня здесь кое-что есть, – ответил парень, постучав себя по лбу. – А именно – почки».

Суть не в том, что думать следует не мозгами, а почками, но прием гротескного сопоставления может порой оказаться весьма полезен. Нельзя быть уверенным, что смотришь на вещи под правильным углом, пока не взглянешь на них со всех возможных углов зрения. Как же я написал «Продолжение на следующем камне»? Да вот так: снизу вверх и от конца к началу. Сперва была простая, но, как мне казалось, свежая идея о времени. Затем я вывернул ее наизнанку (сделал события одновременными или как минимум повторяющимися), перевернул системы ценностей вверх ногами, стараясь придать отталкивающим вещам поэтический флер («великодушие барсуков, безмятежность жаб»), а потом попытался уравнять нелюбовь с любовью (у самой плоской вещи на свете всегда есть по меньшей мере две стороны, а может быть и гораздо больше). После этого я позволил персонажам действовать по-своему и напоследок выкинул из рассказа ту самую простую-но-свежую идею о времени. И на этом закончил. (Идея была своего рода катализатором; в принципе, ее можно было извлечь в самом конце почти без изменений.)