До свидания, мальчики!

— Согласны, — ответил Юрка, как будто его кто-то тянул за язык. Я промолчал. Мы поехали в правление. Франц Карлович привязал жеребца у коновязи, а не отправил его в конюшню, — значит, он еще собирался куда-то ехать. В кабинете Франц Карлович предложил, чтобы бригада школьников жила в риге у свекловичного поля. Он предложил это, подписывая какие-то бумаги, которые ему принес бухгалтер. Юрка снова сказал:

— Согласны.

Я подождал, пока Франц Карлович кончил подписывать бумаги.

— Не пойдет, — сказал я.

— Почему? — спросил Юрка. — Очень уж удобно: фронт работ рядом — не надо время на ходьбу терять. Потом на открытом воздухе спать приятно. — Юрке очень хотелось выглядеть солидно. «Фронт работ» — надо же такое придумать! Франц Карлович курил трубку и кивал головой. Никогда не думал, что Юрка такой дурак.

— Понимаешь, Юра, — сказал я. — Рядом с ригой — болото. А в этом болоте почему-то понравилось жить лягушкам. А лягушками, как тебе известно по зоологии, питаются ужи…

Франц Карлович забеспокоился. Он вынул изо рта трубку и сказал:

— Уж мирный животин.

— Правильно. Но девочки почему-то ужей боятся.

— Вот еще, — сказал Юрка. — Нечего идти на поводу настроений. Привыкнут. Зато фронт работ рядом.

— Теоретически все правильно. Но девочки все равно будут визжать, когда уж заползет под одеяло. А утром их не добудишься. Если даже добудишься, они обязательно заснут в поле, и солнечные удары гарантированы. Как хотите, Франц Карлович, а ребят надо разместить в школе или в хлебном амбаре.

— Нет, нет. Час ходьбы до работы.

— На машине десять минут езды, — ответил я. — Потом, Франц Карлович, надо закрепить за нами лошадь: обед и воду мы будем сами возить. В прошлом году достаточно намучились.

— Нет, нет. Это баловство — не работа. Даром хлеб кушаль — хорошей жизни не зналь. Лошадь дай, машину дай — сплошной убыток.

— Франц Карлович, за что колхоз премировал нас в прошлом году?

— Политика.

— Вы же сами говорили, что школьная бригада дала прибыль. Прибыль — это экономика.

— Хорошо. Будет работа как прошлый год — будет лошадь и машина, — неожиданно быстро согласился Франц Карлович. Он, кажется, очень спешил. Мы попрощались на крыльце. Франц Карлович уехал, а Юрка заявил, что должен осмотреть амбар и школу. В риге он соглашался разместиться без осмотра. Тоже мне логика. Я с ним не пошел. Я сидел на скамейке в садике перед правлением. Посредине цветочной клумбы стоял бюст Фридриха Энгельса. Странно было видеть Фридриха Энгельса без Карла Маркса. Я уже три года его видел и не мог привыкнуть. Вернулся Юрка.

— Может, заночуем? — спросил он.

— Зачем?

— Как-то неудобно в тот же день возвращаться.

Я ничего не ответил. Я просто пошел по дороге на станцию. Чтобы успеть к вечернему симферопольскому поезду, нам пришлось последние три километра бежать по берегу моря. В вагоне Юрка приставал ко мне с разговорами. Сначала я притворялся, что сплю, а потом на самом деле заснул.

9

С вокзала мы поехали на трамвае. На пустыре открытый прицепной вагон продувало насквозь, а длинная подножка почти цеплялась за кусты. Я уже стоял на подножке, когда Юрка спросил:

— Не знаю, сейчас к директору пойти?

— Нет, подожди, пока он ляжет спать, — ответил я и спрыгнул на ходу в конце пустыря, против Морской улицы. Кто бы мог подумать, что Юрка такой дуб. И я же рекомендовал его в секретари.

На улице уже появились нарядно одетые курортники. Они шли своими обычными вечерними маршрутами: Приморский бульвар, курзал, «Поплавок», ресторан «Дюльбер». Я спешил к Инке, потный и пыльный, с разбитыми губами. Надо было бы, конечно, забежать домой переодеться, но не хотелось тратить зря столько времени. Инку я увидел неожиданно: случайно посмотрел на другую сторону улицы и увидел. Инка никогда не ходила по той стороне. Для этого ей пришлось перейти мостовую против своего дома. Инка шла вдоль ограды сквера. От неожиданности я даже не сразу ее окликнул. У меня в голове не укладывалось, что Инка могла куда-то идти, да еще торопиться, когда меня нет в городе.

— Инка!

Инка остановилась, потом побежала ко мне через мостовую.

— Как хорошо, что ты вернулся! Ты не представляешь, как хорошо, что ты вернулся! — сказала она. Я смотрел на нее и улыбался. У нее было какое-то странное лицо, и я никак не мог понять, что она с ним сделала. И глаза были немного испуганные.

— Куда направилась?

— Я так рада, что ты вернулся. Я так и думала, что ты вернешься. Я только не была уверена.

Я все смотрел на Инкино лицо и никак не мог понять: что она с ним сделала?

— Тебе не нравится? — спросила Инка. — Я только чуточку попудрилась и чуточку покрасила губы. Надо же когда-нибудь попробовать.

Теперь я понял, почему она стала такая красивая; под пудрой не так заметны были веснушки, а краска на Инкиных губах совсем была не видна; губы у нее всегда были очень красные.

— Делать тебе нечего, — сказал я. — Зайдем ко мне, я переоденусь.

— Зайдем, — сказала Инка.

Против входа в сквер я сошел на мостовую и остановился, потому что Инка сказала:

— Пойдем по улице. Пойдем?