Добрые инквизиторы. Власть против свободы мысли

Начнем с политической. Однажды я спросил моего приятеля, твердо убежденного в необходимости свободных рынков: если бы все люди думали так же, как он, могла бы в таком мире существовать экономическая наука? Он ответил, что, наверное, да, но она была бы гораздо проще. Вряд ли кто-то стал бы исследовать вопросы вроде «Что может сделать правительство для улучшения работы экономики?» — так как возможен был бы только один ответ. (По его мнению, правительственные меры имеют примерно такие же шансы помочь экономике стать эффективной, как он — нарисовать квадрат с тремя сторонами или быть сестрой.) Фундаменталисты — борцы с наркотиками не потерпят утверждения, что кокаин не вызывает мгновенного привыкания. Для фундаменталистов, выступающих за права животных, вопрос о том, чего хотят и заслуживают животные, слишком очевиден и не требует обсуждений. Один из самых известных борцов за права животных требовал установления обязательного количества часов физической нагрузки для собак, которых используют в научных исследованиях. Он сказал в интервью газете Washington Post: «Этот вопрос не требует научного подтверждения. Всем понятно, что собаки не хотят годами сидеть в клетках. Тут даже обсуждать нечего» (курсив мой. — Авт.)^{4}.

Вот именно. Если правильный ответ может быть только один, то и обсуждать нечего. Но игра в науку возможна только там, где нет фиксированных убеждений. А если легитимным считается один-единственный результат, то открытый децентрализованный процесс — это постоянный соблазн сделать неправильный выбор, и не более того. Да и кому нужен выбор, если результат очевиден? Если я считаю, что единственный легитимный правитель — это Билл Клинтон, то зачем устраивать голосование? Если я считаю, что у товаров может быть только одна «честная» цена или что блага должны быть равно распределены между всеми, то какой смысл в рынке? А если я верю в непогрешимость библейского рассказа о сотворении мира, то для меня не будет никакого смысла в эволюционной биологии — она покажется мне не только ненужной, но и опасной.

Вот почему фундаментализм не в ладах с демократией. В январе 1989 года христиане-фундаменталисты Аризоны убедили Республиканскую партию штата принять резолюцию, гласящую, что Конституция предполагает «республику, основанную на „абсолютных законах“ [то есть решающем слове] Библии, а не демократию, основанную на изменчивых желаниях людей». Проповедник-фундаменталист и бывший кандидат в президенты Пэт Робертсон однажды сказал: «Конституция Соединенных Штатов — это восхитительный документ для самоуправления христиан. Но как только он попадает в руки нехристиан или атеистов, они получают возможность использовать его для уничтожения самих основ нашего общества. Именно это сейчас и происходит»^{5}. Роберт сон был прав. Демократия никогда не гарантирует конкретного результата, будь то в пользу христиан или кого-то другого. Как и либеральная наука. Именно поэтому фундаменталисты обычно выступают против обеих.

Но вот вопрос: если не игра в науку, то что? Так или иначе любое сообщество сталкивается с этой важной проблемой: люди друг с другом не согласны, и нужно придумать способ решать, кто из них прав. А не можешь наладить процесс — наладь результат. Свяжись с единомышленниками и организуй группу по интересам на основании твердых убеждений, изложенных в некоем тексте. Члены группы будут непоколебимо придерживаться общих взглядов и через них поддерживать друг с другом тесную связь. Когда возникнет спор («Земля вращается вокруг Солнца или Солнце вокруг Земли?»), члены сообщества будут обращаться к тексту, который воспринимается как дарованный свыше и не подлежит изменениям (подобно платоновским идеальным формам). Чтобы сохранить сообщество, главное — защищать центральный текст. «Определение иудаизма было дано тысячелетия назад в галахе, — сказал один ортодоксальный еврей. — Мы не можем позволить этим законам быть забытыми»^{6}. «Было бы лучше, — сказал однажды Уильям Дженнингс Брайан[67], — уничтожить все написанные когда-либо книги и оставить только первые три стиха Книги Бытия»^{7}. Текст — это не единственный, но основной способ уладить разногласия и получить ответы на поднятые вопросы: конечное слово за ним. Правоверный человек может заниматься наукой — но только до тех пор, пока она не вступает в противоречие с незыблемым текстом. Осенью 1987 года на проходившей в Пакистане Первой международной конференции по научным чудесам Корана и Сунны один из выступающих сказал: «Если мы встречаем противоречие между однозначным текстом [Корана] и гипотетическим научным знанием, то научная теория считается опровергнутой»^{8}.