Читаем Добрые инквизиторы. Власть против свободы мысли полностью

Иными словами, либеральная наука не ограничивает веру, но ограничивает знание. Она однозначно защищает свободу мысли и слова, но полностью отрицает

свободу знания: в рамках либеральной науки ничье мнение, как бы дорого оно ни было своему носителю, не имеет права всерьез восприниматься как знание априори. Ровно наоборот: либеральная наука — это не что иное, как отборочный процесс с целью взвесить разные точки зрения и отклонить те, которые не прошли тест. Либеральный интеллектуальный режим как бы говорит: если вам нравится считать, что луна сделана из молодого сыра, — дело ваше. Но если вы хотите, чтобы это мнение было признано знанием, вы кое-что должны
сделать. Вы должны отдать его на проверку в рамках игры в науку. И если ваше мнение проиграет, то оно не будет включено в научные тексты. Скорее всего большинство авторитетных специалистов даже не будут воспринимать его всерьез. В либеральном обществе знание (не мнение) — это результат постоянного консенсуса децентрализованного сообщества проверяющих-критиков и не более того
. И существует такая система не благодаря силе закона, а благодаря мощи своего источника — общей либеральной морали.

Конечно, если ваше убеждение было отвергнуто консенсусом критиков, вы вправе отвергнуть этот консенсус и продолжать верить. В этом и состоит свобода совести. Но вы не можете ожидать, что ваше мнение будут преподавать в школе или что интеллектуальный истеблишмент примет его в качестве знания{4}

. Любая школьная программа неизбежно ограничительна. Она не может не быть таковой. Но я утверждаю, что учебная программа должна строиться именно на преподавании знания, а знанием должны называться только заявления, которые были тщательно проверены никем конкретно (и никакой конкретно группой людей). Нельзя преподавать и называть знанием какую-то информацию потому, что она служит чьим-то политическим интересам. Мы должны преподавать только то, что получило подтверждение.

Законодатели Луизианы захотели обеспечить академическую свободу, потребовав обязательного преподавания ученикам обеих версий ответа на спорный вопрос, и Скалиа с этим согласился. Звучит справедливо. Как я уже отмечал, даже Рональд Рейган одобрил идею предоставлять креационистам равное время наряду с эволюционистами в рамках учебной программы, и один из опросов общественного мнения выявил, что три четверти американцев одобряют это. Но академическая свобода — это свобода сомневаться, задавать вопросы, проверять и иметь собственное мнение. Она не предполагает свободу одной или другой стороны менять правила поиска и проверки данных. Если кто-то настаивает, что теория относительности ошибочна, а верна какая-то другая теория, то это, несомненно, его право; но если он захочет принять специальный закон или использовать угрозы, чтобы учителя (или кто-то еще) воспринимали его всерьез, то это не будет иметь ничего общего со свободой мысли. Тут мы уже будем иметь дело с централизованным регулированием знания. Если консенсус критиков-проверяющих таков, что теория эволюции получает подтверждение, а креационизм — нет (а он, несомненно, именно таков), — значит это и есть наше знание по данному предмету.

А кто решает, каков консенсус критиков? Это решает сообщество критиков в беспрерывных дискуссиях. Вот почему исследователи тратят столько времени и сил на «изучение литературы» (то есть оценку текущего консенсуса). Затем они спорят по поводу своих оценок. Это долгий и тяжелый процесс, но зато он приводит к определенному результату. Если бы государственные университеты были вынуждены, например, брать на работу преподавателями биологии креационистов или предоставлять афроцентристам место для ответа в своих журналах, это не расширило бы академическую свободу, а, наоборот, подавило бы ее. Когда государственный законодательный орган или комитет по учебной программе или любой другой политический орган постанавливает, что нечто конкретное является нашим знанием или имеет права таковым быть, тогда контроль над правдой отторгается от либерального сообщества проверяющих и попадает в руки центральной политической власти.

Перейти на страницу:

Все книги серии Corpus

Наваждение Люмаса
Наваждение Люмаса

Молодая аспирантка Эриел Манто обожает старинные книги. Однажды, заглянув в неприметную букинистическую лавку, она обнаруживает настоящее сокровище — сочинение полускандального ученого викторианской эпохи Томаса Люмаса, где описан секрет проникновения в иную реальность. Путешествия во времени, телепатия, прозрение будущего — возможно все, если знаешь рецепт. Эриел выкладывает за драгоценный том все свои деньги, не подозревая, что обладание раритетом не только подвергнет ее искушению испробовать методы Люмаса на себе, но и вызовет к ней пристальный интерес со стороны весьма опасных личностей. Девушку, однако, предупреждали, что над книгой тяготеет проклятие…Свой первый роман английская писательница Скарлетт Томас опубликовала в двадцать шесть лет. Год спустя она с шумным успехом выпустила еще два, и газета Independent on Sunday включила ее в престижный список двадцати лучших молодых авторов. Из восьми остросюжетных романов Скарлетт Томас особенно высоко публика и критика оценили «Наваждение Люмаса».

Скарлетт Томас

Фантастика / Ужасы / Ужасы и мистика
Ночной цирк
Ночной цирк

Цирк появляется неожиданно. Без рекламных афиш и анонсов в газетах. Еще вчера его не было, а сегодня он здесь. В каждом шатре зрителя ждет нечто невероятное. Это Цирк Сновидений, и он открыт только по ночам.Но никто не знает, что за кулисами разворачивается поединок между волшебниками – Селией и Марко, которых с детства обучали их могущественные учителя. Юным магам неведомо, что ставки слишком высоки: в этой игре выживет лишь один. Вскоре Селия и Марко влюбляются друг в друга – с неумолимыми последствиями. Отныне жизнь всех, кто причастен к цирку, висит на волоске.«Ночной цирк» – первый роман американки Эрин Моргенштерн. Он был переведен на двадцать языков и стал мировым бестселлером.

Эрин Моргенштерн

Любовное фэнтези, любовно-фантастические романы / Магический реализм / Любовно-фантастические романы / Романы
Наша трагическая вселенная
Наша трагическая вселенная

Свой первый роман английская писательница Скарлетт Томас опубликовала в 26 лет. Затем выпустила еще два, и газета Independent on Sunday включила ее в престижный список двадцати лучших молодых авторов. Ее предпоследняя книга «Наваждение Люмаса» стала международным бестселлером. «Наша трагическая вселенная» — новый роман Скарлетт Томас.Мег считает себя писательницей. Она мечтает написать «настоящую» книгу, но вместо этого вынуждена заниматься «заказной» беллетристикой: ей приходится оплачивать дом, в котором она задыхается от сырости, а также содержать бойфренда, отношения с которым давно зашли в тупик. Вдобавок она влюбляется в другого мужчину: он годится ей в отцы, да еще и не свободен. Однако все внезапно меняется, когда у нее под рукой оказывается книга психоаналитика Келси Ньюмана. Если верить его теории о конце вселенной, то всем нам предстоит жить вечно. Мег никак не может забыть слова Ньюмана, и они начинают необъяснимым образом влиять на ее жизнь.

Скарлетт Томас

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
WikiLeaks изнутри
WikiLeaks изнутри

Даниэль Домшайт-Берг – немецкий веб-дизайнер и специалист по компьютерной безопасности, первый и ближайший соратник Джулиана Ассанжа, основателя всемирно известной разоблачительной интернет-платформы WikiLeaks. «WikiLeaks изнутри» – это подробный рассказ очевидца и активного участника об истории, принципах и структуре самого скандального сайта планеты. Домшайт-Берг последовательно анализирует важные публикации WL, их причины, следствия и общественный резонанс, а также рисует живой и яркий портрет Ассанжа, вспоминая годы дружбы и возникшие со временем разногласия, которые привели в итоге к окончательному разрыву.На сегодняшний день Домшайт-Берг работает над созданием новой платформы OpenLeaks, желая довести идею интернет-разоблачений до совершенства и обеспечить максимально надежную защиту информаторам. Однако соперничать с WL он не намерен. Тайн в мире, по его словам, хватит на всех. Перевод: А. Чередниченко, О. фон Лорингхофен, Елена Захарова

Даниэль Домшайт-Берг

Публицистика / Документальное

Похожие книги

Наши разногласия. К вопросу о роли личности в истории. Основные вопросы марксизма
Наши разногласия. К вопросу о роли личности в истории. Основные вопросы марксизма

В сборник трудов крупнейшего теоретика и первого распространителя марксизма в России Г.В. Плеханова вошла небольшая часть работ, позволяющая судить о динамике творческой мысли Георгия Валентиновича. Начав как оппонент народничества, он на протяжении всей своей жизни исследовал марксизм, стремясь перенести его концептуальные идеи на российскую почву. В.И. Ленин считал Г.В. Плеханова крупнейшим теоретиком марксизма, особенно ценя его заслуги по осознанию философии учения Маркса – Энгельса.В современных условиях идеи марксизма во многом переживают второе рождение, становясь тем инструментом, который позволяет объективно осознать происходящие мировые процессы.Издание представляет интерес для всех тек, кто изучает историю мировой общественной мысли, стремясь в интеллектуальных сокровищницах прошлого найти ответы на современные злободневные вопросы.

Георгий Валентинович Плеханов

Обществознание, социология
Евреи, конфуцианцы и протестанты. Культурный капитал и конец мультикультурализма
Евреи, конфуцианцы и протестанты. Культурный капитал и конец мультикультурализма

В книге исследуется влияние культуры на экономическое развитие. Изложение строится на основе введенного автором понятия «культурного капитала» и предложенной им и его коллегами типологии культур, позволяющей на основе 25 факторов определить, насколько высок уровень культурного капитала в той или иной культуре. Наличие или отсутствие культурного капитала определяет, создает та или иная культура благоприятные условия для экономического развития и социального прогресса или, наоборот, препятствует им.Автор подробно анализирует три крупные культуры с наибольшим уровнем культурного капитала — еврейскую, конфуцианскую и протестантскую, а также ряд сравнительно менее крупных и влиятельных этнорелигиозных групп, которые тем не менее вносят существенный вклад в человеческий прогресс. В то же время значительное внимание в книге уделяется анализу социальных и экономических проблем стран, принадлежащих другим культурным ареалам, таким как католические страны (особенно Латинская Америка) и исламский мир. Автор показывает, что и успех, и неудачи разных стран во многом определяются ценностями, верованиями и установками, обусловленными особенностями культуры страны и религии, исторически определившей фундамент этой культуры.На основе проведенного анализа автор формулирует ряд предложений, адресованных правительствам развитых и развивающихся стран, международным организациям, неправительственным организациям, общественным и религиозным объединениям, средствам массовой информации и бизнесу. Реализация этих предложений позволила бы начать в развивающихся странах процесс культурной трансформации, конечным итогом которого стало бы более быстрое движение этих стран к экономическому процветанию, демократии и социальному равенству.

Лоуренс Харрисон

Обществознание, социология / Зарубежная образовательная литература / Образование и наука