Добрые инквизиторы. Власть против свободы мысли

Естественно, в то время никто и не думал о том, чтобы принять закон против языка вражды в защиту гомосексуалов, а тем более его исполнять. Сама эта идея показалась бы абсурдной. Любой закон о языке вражды, который мог бы быть тогда принят, был бы направлен против геев («защитим наших детей!»), а не на их защиту. Современные сторонники запретов на язык вражды путают телегу и лошадь, думая, что законы против ненависти — это причина толерантности, в то время как они почти всегда — следствие. В демократических обществах меньшинства не получают адекватной, надежной правовой защиты до тех пор, пока большинство не начинает их поддерживать. К тому времени, когда сообщество готово наказывать за нетерпимость по закону, оно уже начинает наказывать за него и в культурном плане. И в этот момент превращать ненавистника в судебного мученика не нужно и зачастую контрпродуктивно. Так или иначе, мы можем быть вполне уверены в том, что это не законы о языке вражды изменили отношение Америки к людям с нетрадиционной ориентацией, — потому что никаких законов принято не было. Однако сегодня большинство уже признает нравственность гомосексуальности, понимает и уважает геев, одобряет гей-союзы и гей-семьи. Что же такое случилось, что мир перевернулся с ног на голову?

А случилось вот что. В 1957 году астронома Фрэнклина Камени уволили из картографической службы армии США после того, как узнали, что он гей. В отличие от многих других он не стал уходить тихо. Он потребовал у Комиссии по делам гражданских государственных служащих США и конгресса восстановить его в должности. Это ни к чему не привело, и тогда он подал в Верховный суд записку по делу:

Во время Второй мировой войны истец без колебаний боролся с немцами — с помощью пуль, — чтобы помочь защитить свои и чужие права, свободы и привилегии. По иронии судьбы в 1960 году ему приходится бороться с американцами — с помощью слов, — чтобы защитить от деспотичного правительства часть тех же самых прав, свобод и привилегий для себя и для других.

В 1965 году он возглавлял полные достоинства демонстрации за права геев — первые в своем роде — перед Белым домом и Индепенденс-холл в Филадельфии. (На плакатах было написано: «Отказывать людям в равных возможностях аморально», «Мы требуем, чтобы наше правительство вело с нами диалог», «Сексуальное поведение взрослых за закрытыми дверями и по обоюдному согласию — это НЕ дело правительства».)

В 1969 году геи устраивали акции протеста против полицейских злоупотреблений в Нью-Йорке. В 1970 году двое студентов, гей-активисты Джек Бейкер и Майкл Макконнелл зашли в кабинет начальника канцелярии округа в штате Миннесота и попросили дать им разрешение на заключение брака. И это было только начало. Сперва по одному и по двое, а потом группами и, наконец, массово геи начали говорить. Они спорили. Они объясняли. Они показывали. Они возражали. Если повсеместное проникновение ненависти должно было заставить их замолчать (ведь именно такой эффект якобы имеет язык вражды), то Фрэнк Камени был не в курсе. «Если мы с обществом в чем-то различаемся, — говорил он, — то я бы хотел подробнее в этом разобраться. Если выяснится, что действительно различаемся, — значит, я прав, а общество ошибается; пусть оно тогда идет своим путем и мне не мешает. Если же оно все-таки мне мешает — значит, быть борьбе. Отступать я не собираюсь». Вместе с другими активистами он доказывал психиатрам, что считать гомосексуальность патологией иррационально, бомбардировал американскую Комиссию по делам гражданских государственных служащих требованиями отменить запрет на трудоустройство геев в правительстве и спорил с христианами по поводу их не очень-то христианского поведения. «Если ваш бог осуждает таких, как я, за грех любви, то это неправильный и злой бог», — такова была логика Камени. В 1980-х и начале 1990-х несколько мечтателей, среди которых были Эндрю Салливан и Эван Волфсон, пошли еще дальше и стали ратовать за то, чтобы гей-парам разрешили заключать браки. Тогда эта идея казалась настолько безнадежной, что даже многие геи не были уверены, что стоит ее поддерживать.