Добыча золотого орла. Пророчество орла

— К твоим услугам. — Вождь с насмешливым смирением поклонился в ответ. — Да, я имел честь так называться, пока ваш император Клавдий не решил, что этот остров будет неплохим дополнением к его обширной коллекции земель. Я был когда-то царем, верно. Впрочем, нет — я остаюсь им, хотя мое царство и ужалось до размера островка на болоте, а моя армия — до горстки воинов, уцелевших после последнего столкновения с вашими легионами. А кто ты?

— Квинт Лициний Катон.

Царь кивнул:

— Я знаю, твои соплеменники предпочитают, чтобы их называли последним именем.

— Это принято среди друзей.

— Понимаю. — На лице Каратака промелькнула легкая улыбка. — Ну что ж, поскольку последнее имя легче всего использовать, можешь пока рассматривать меня как друга.

Катон почувствовал, что в этих словах есть какая-то ловушка, а потому промолчал, стараясь, чтобы лицо осталось бесстрастным.

— Ладно, — решил царь, — буду звать тебя Катоном.

— Почему ты послал за мной?

— Потому что мне так было угодно, — властно ответил Каратак, выпрямившись и посмотрев на Катона сверху вниз. — Впрочем, он тут же расслабился и улыбнулся. — А что, у вас, римлян, в обычае задавать дерзкие вопросы?

— Нет.

— Вот и я так думаю. Насколько мне известно, ваши императоры вообще не склонны позволять простому люду обращаться к ним напрямую.

— Это так.

— Но мы сейчас не в Риме, Катон. Так что можешь говорить свободно. Я бы сказал, более свободно, чем мог бы среди своих.

Катон склонил голову:

— Я постараюсь.

— Хорошо. Мне было бы интересно узнать, что ты и твои люди делали на болоте. Будь вы вооруженным отрядом легионеров, я бы без раздумий приказал вас перебить. Но у вас был такой жалкий вид и такое скудное вооружение, что, по-моему, вы скоро перемерли бы и сами. Итак, сознавайся, римлянин, кто вы такие. Дезертиры?

Он посмотрел на Катона с надеждой.

Катон покачал головой:

— Нет, мы осужденные. Несправедливо приговоренные.

— За что вас осудили?

— За то, что мы позволили тебе и твоим людям с боем прорваться за реку.

Брови Каратака слегка приподнялись.

— Ты был среди тех бойцов, на другом берегу?

— Да.

— Тогда ты из тех, кто погубил мою армию. Ваши бойцы, защищавшие остров, сражались как демоны. Их и была-то всего горстка, но как они дрались! Положили сотни моих воинов. Ты был с ними, римлянин?

— Нет, на острове меня не было. Тем подразделением командовал мой друг. Я же находился на дальнем берегу, с главными силами.

Каратак, казалось, смотрел сквозь Катона, припоминая ход битвы.

— И ведь вы с нами едва не разделались. Продержись вы, не отступая, чуть подольше, мы были бы зажаты в клещи и уничтожены.

— Да, таков был план.

— Но как вы такими небольшими силами могли отстоять брод против целой армии? Вы и так задержали нас настолько, насколько могли. Неужели командующий Плавт приговорил вас за то, что вы не смогли совершить невозможное?

Катон пожал плечами:

— В легионах не прощают неудач. Кого-то следовало призвать к ответу.

— И призвали тебя с этими солдатами? Не повезло. И какое вас ждало наказание?

— Нас должны были забить до смерти.

— Забить до смерти? Сурово… Хотя, наверное, не более сурово, чем то, что ожидает вас как моих пленников.

Катон сглотнул:

— А что нас ожидает?

— Я пока не решил. Моим друидам потребуется совершить жертвоприношение перед тем, как мы возобновим боевые действия. Наверное, несколько твоих соотечественников станут славным подношением для наших богов войны. Но окончательное решение я пока не принял. Сейчас мне интереснее присмотреться к вам, узнать, что вы, легионеры, собой представляете. Врага надо узнать получше.

— Скажу сразу, — твердо заявил Катон, — я тебе ничего не выдам.

— Успокойся, римлянин. Я не собираюсь тебя пытать и выведывать военные тайны. Просто я хочу получше понять вас, прежде всего простых солдат. Знаешь, мне доводилось иметь дело с вашими благородными командирами — с несколькими трибунами, попавшими к нам в плен. Правда, двое из них покончили с собой, прежде чем их успели расспросить. Третий же был высокомерен, исполнен холодного презрения и заявил, что я варвар и свинья и что он скорее умрет, чем унизится до того, чтобы со мной разговаривать. — Каратак улыбнулся. — Ну что ж, он сам сделал свой выбор. Мы сожгли его заживо. Признаю, он держался почти до самого конца, хотя потом все же орал и выл, как ребенок. Но так или иначе, мы не добились от него ничего, кроме глубокого презрения. Так что, Катон, я сомневаюсь, что от представителей вашей знати можно почерпнуть что-либо интересное. В любом случае я хочу знать побольше про тех, кто стоит в строю, потому что именно о них атаки моих воинов разбиваются, словно волны о скалы.

Помолчав, он взглянул Катону в глаза:

— И о тебе мне тоже хочется узнать побольше. Каков твой ранг, Катон?

— Я центурион.

— Центурион? — Каратак хмыкнул. — А не слишком ли ты молод для такого чина?

Катон почувствовал, что опять краснеет.

— Я прослужил достаточно долго и был свидетелем не одного твоего поражения.

— Все еще изменится.

— Изменится ли?