Добыча золотого орла. Пророчество орла

— Конечно. Мне только нужно собрать побольше людей. Мои силы возрастают с каждым днем. Время на моей стороне, и мы еще посчитаемся с Римом. Наши поражения не могут быть вечны, центурион, это даже ты должен понять.

— Неужели вы еще не устали сражаться с нами? — тихо промолвил Катон.

Каратак уставился на него, и на миг Катон испугался, что эта дерзость дорого ему обойдется. Но вождь лишь кивнул:

— Конечно. Я сам устал. Но я дал клятву защищать мой народ от любых захватчиков и буду исполнять свой долг до последнего вздоха.

— Ты не сможешь победить, — мягко сказал Катон. — Ты должен это понять.

— Не смогу победить? — Каратак улыбнулся. — Этот год был трудным для всех нас, римлянин. Вы, легионеры, должно быть, тоже устали от походов и сражений.

Катон пожал плечами:

— Это наш образ жизни. Мы ничего другого не знаем. Даже если войны нет, мы постоянно готовимся к ней, тренируясь каждый день. И каждое бескровное учебное сражение, которое проводят мои товарищи, усиливает их желание вступить в настоящую схватку. Что же до твоих людей, то в храбрости им, конечно, не откажешь, но они же по большей части земледельцы, а не воины.

— Не воины? Может быть, — согласился вождь. — И все же мы были всего на волосок от того, чтобы вас победить, даже гордые римляне должны это признать. И мы еще не разгромлены. Мои разведчики доносят, что твой Второй легион встал лагерем к северу от болот. Твой легат отправил на юг одну когорту. Только представь себе — одну когорту! Или он вправду настолько самонадеян, что вообразил, будто одна когорта способна меня сдержать? — Каратак улыбнулся. — Думаю, твоему легату надо преподать урок. Может быть, совсем скоро мы покажем ему, да и другим римлянам, что эта война еще не закончена.

Катон пожал плечами:

— Я признаю, что бывали моменты, когда успех нашей кампании вызывал сильные сомнения. Но сейчас… — Он покачал головой. — Сейчас для тебя возможно только поражение.

Каратак ответил не сразу. Он нахмурился, словно услышав оскорбление:

— Катон, по возрасту я гожусь тебе в отцы, а ты разговариваешь со мной как с мальчишкой. Берегись, римлянин. Такое высокомерие трудно сносить долго.

Катон опустил глаза:

— Прости. Я не хотел тебя обидеть. Но пойми, я действительно уверен, что ты не можешь победить, и считаю, что жертвы, которые приносят жители этих земель, совершенно бессмысленны. Этому нужно положить конец. Они сами просили бы тебя об этом.

Каратак поднял руку и погрозил центуриону пальцем.

— Не воображай, будто можешь говорить от имени моих сородичей, римлянин.

Катон нервно сглотнул:

— А от чьего имени говоришь ты? За тобой лишь горстка племен, которые еще сохраняют верность твоему делу. Остальные смирились со своей участью и пришли к соглашению с Римом. Они наши союзники, а не твои.

— Союзники! — Вождь презрительно сплюнул в огонь. — Рабы, вот они кто. Они хуже псов, что подбирают объедки с моего стола. Стать союзником Рима означает для любого царства умереть заживо. Взгляни хоть на этого дурака Когидубна. Я слышал, твой император обещал построить ему дворец, достойный союзника царя. Этот человек обрек своих подданных на рабство, после его смерти они станут рабами Рима лишь ради того, чтобы он мог прожить остаток дней в золотой клетке, презираемый как твоим императором, так и собственными соплеменниками. Царь не должен так жить.

Каратак умолк, печально глядя в огонь, потом повторил:

— Царь не должен так жить. Как он вообще может жить в таком позоре?

Катон молчал. Он знал: все, что говорил Каратак насчет царей, союзников императора, — чистая правда. История империи полна рассказов о вождях, добровольно подчинившихся Риму: польстившись на предложенные им яркие побрякушки, они закрывали глаза на судьбу собственных подданных. «Но с другой стороны, — думал Катон, — был ли у них иной выход? Если не согласиться на роль царя под властью Рима, то что тогда? Тщетные попытки сопротивления, а потом покой холодной могилы и для царя, и для его подданных, которые ценили свободу от Рима выше самой жизни». Катон решил, что обязан донести до вождя свои мысли, обязан уговорить его прекратить бессмысленную резню, и так уже чуть не затопившую эти земли кровью.

— Сколько твоих армий уже было разбито Римом? Сколько твоих людей уже погибло? Сколько крепостей и селений превратилось в пепелища? Именно ради твоих людей ты должен добиваться мира. Ради них.

Каратак покачал головой, продолжая смотреть в огонь. Долгое время оба молчали, и Катон понял, что они зашли в тупик. Каратаком владел дух сопротивления. Груз традиций и воинский кодекс, впитанные им с молоком матери, неуклонно увлекали его все дальше по пути самоуничтожения. Однако, избрав этот путь для себя, вождь не сознавал, какими страданиями оборачивается этот выбор для других. Катон чувствовал, что, упомянув о бессмысленных жертвах, он достиг цели, ибо, судя по всему, Каратак был наделен неплохим воображением и мог поставить себя на место другого человека. Признай он, что поражение неизбежно, выход из тупика мог быть найден.

Наконец Каратак поднял глаза и потер лицо.