Добыча золотого орла. Пророчество орла

С другой стороны, если Макрон отдаст приказ разделаться с ними прямо здесь, на болоте, это неизбежно вызовет вопросы, ответы на которые будут напрашиваться сами собой. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться: за таким решением стоит желание побыстрее и навсегда заткнуть беглецам рты. Кроме того, Макрон вовсе не был уверен, что сможет убить Катона с Фигулом, окажись они в его руках. Ситуация была сложная, а необходимость вдобавок выполнять деликатное поручение Максимия усложняла ее и того больше.

Когда патруль двинулся по тропе за коренастым проводником, Макрон поравнялся с Кордом.

— Жарко, а?

Оптион поднял брови.

— По возвращении надо бы искупаться, — задумчиво промолвил Макрон, заставив оптиона задуматься, что это — просто мысли вслух или предложение?

— Искупаться… да, командир, это было бы то, что нужно.

Макрон кивнул:

— Особенно когда отмахаешь целый день по тропе через дерьмовое болото. Если мы найдем этих ублюдков, я заставлю их пожалеть о том, что им вообще пришла в голову мысль о побеге.

— Да, командир, — с готовностью поддержал его Корд и плюнул на землю. — И им мало не покажется, а в первую очередь тому ублюдку, который устроил этот побег.

Макрон бросил на него быстрый взгляд:

— Кем бы он ни был.

— Так точно, командир. Ему придется за все ответить.

Корд отмахнулся от большущей осы, назойливо жужжавшей у самого его носа.

— Да, он должен за все ответить.

Макрон помолчал, потом добавил:

— Думаю, ты понимаешь, почему командующий принял такое решение. Я насчет приказа о децимации.

— А ты, командир? — Корд нахмурился, будто задумавшись, и спустя мгновение пожал плечами. — Я, может, и понимаю. Но все-таки не слишком ли это суровое решение?

— Ты так думаешь?

Корд поджал губы и кивнул.

— Уж конечно, командир. Мы ведь дрались на реке изо всех сил, зубами и ногтями. Но их было слишком много, вот они нас и оттеснили. Иначе и быть не могло. Случаются сражения, в которых невозможно победить. Как же можно взять и вот так вот обречь на смерть сорок человек, наказать когорту только за то, что она не смогла совершить невозможное? Это просто безумие, вот что я скажу.

— Может быть. Но это ведь не оправдывает того, кто освободил их, не так ли?

— Нет, не оправдывает. Но его можно понять. — Корд взглянул Макрону прямо в глаза. — А ты не согласен с этим, командир?

— Думаю, ты прав. А сам бы ты мог это сделать?

Корд отвел глаза:

— Почем мне знать, что бы я мог, чего бы не мог… Я на сей счет об заклад биться не стал бы. А как насчет тебя, командир?

Макрон помедлил, прежде чем ответить:

— У центуриона выбора нет. Это наша работа: укреплять дисциплину, даже если порой приходится совершать несправедливость.

— А если бы ты не был центурионом, командир?

— Не знаю, — ответил Макрон с виноватым, уязвленным видом. — И говорить об этом не хочу.

Корд бросил на него быстрый взгляд и из уважения к его рангу сбавил шаг и отстал. Патруль продолжал устало брести по дороге, а Макрон на ходу размышлял об отношении Корда к беглецам. Если уж суровый, с огрубевшим сердцем оптион сочувствует приговоренным, то сколько же найдется в когорте людей, испытывающих то же самое? И ведь Корд не просто относится к беглецам с состраданием. Оптион намекнул на то, что и сам был бы не прочь помочь им спастись. Если такое отношение к случившемуся распространено среди личного состава достаточно широко, у Макрона есть надежда затеряться среди этого множества. Это облегчает его бремя соучастия в побеге, по крайней мере на время. До тех пор, пока не выследили беглецов.

— Это здесь?

Макрон кивнул вперед, в направлении круглых хижин. Из-за жары над дорогой висело дрожащее марево, отчего казалось, будто ближайшая из хижин в тишине скользит по водной поверхности.

— Да! — энергично закивал проводник.

Двое мужчин лежали на земле, осторожно выглядывая из густой травы, росшей по обе стороны дороги. Впереди путь выходил к широкому участку, возвышавшемуся над уровнем окружающего болота. Большую его часть занимали ячменные поля и загоны, где в каждом мало-мальском клочке тени лежали утомленные жарой овцы. Их толстые бока поднимались и опадали. Макрону подумалось, что это удачное место для поселения — укрытое от всего мира и от глаз безжалостных грабителей из враждебных племен. В случае необходимости узкую дорогу, ведущую к сельским угодьям, легко перекрыть, чтобы отвадить любителей поживиться чужим добром. Однако за дорогой никто не наблюдал, да и рядом с хижинами не видно было никаких признаков жизни.

Макрон взъерошил пятерней взмокшие от пота, липнувшие к голове темные кудри. Перед тем как поползти вперед вместе с проводником, он снял и отдал на сохранение Корду свой увенчанный гребнем шлем. Макрон чувствовал огромное облегчение, избавившись от тяжести нагревшегося на солнце металла и от пропотевшего насквозь войлочного подшлемника, из-за которого голова отчаянно чесалась.

Центурион указал пальцем назад, вдоль дороги:

— Идем.