Добыча золотого орла. Пророчество орла

Дойдя до первого изгиба дороги, Катон приказал остановиться и оглянулся на ворота, чтобы оценить пройденное расстояние. Добрую службу ему сейчас могло сослужить знакомство с топографией. Если враг обрушится на них до того, как Туллий отзовет центурию назад, Катону и его солдатам придется отходить с боем. При этом тяжесть оружия и доспехов вряд ли позволит быстро оторваться от варваров, жаждущих римской крови. Отбив первый натиск, римляне получат кратковременное преимущество, но враг продолжит упорно наседать, и Шестой центурии придется отражать его атаки практически непрерывно, медленно отходя назад, чтобы дать когорте возможность как следует укрепиться. Это будет непросто, очень непросто, но если они, принеся себя в жертву, выиграют для Туллия и его людей достаточно времени, чтобы завершить оборонительные работы, то Третья когорта наверняка сможет сдержать напор Каратака и его сил. Во всяком случае, до тех пор, пока Веспасиан не перейдет болото и не появится в тылу врага, чтобы захлопнуть ловушку и окончательно сокрушить варваров.

При этой мысли Катон улыбнулся. Эта победа будет означать конец масштабного организованного сопротивления владычеству Рима, и уже обе стороны совместно займутся превращением этого варварского захолустья в цивилизованную провинцию. Он и так уже убил немало варварских воинов, у которых храбрости было куда больше, чем здравого смысла. А ведь эти сильные и отважные люди при надлежащем руководстве могли бы стать надежными и весьма ценными союзниками Рима. Все это вполне достижимо, остается только разбить Каратака…

Тут улыбка исчезла с его уст.

Разгромить врага выйдет только в том случае, если на выручку поспеет Веспасиан: тогда получится сокрушить варваров, зажав их между Вторым легионом и обороняемым Третьей когортой валом. Но, как справедливо сказал Антоний, легат мог и не прибыть вовремя. Хуже того, на самом деле он мог не прибыть вовсе. Вполне возможно, что Фигул вообще не добрался до лагеря Второго легиона, а если и добрался, это еще не значило, что ему удалось убедить Веспасиана выступить со всеми своими легионерами в рискованный поход по узкой дороге, проходящей через контролируемую врагом территорию.

Катон с самого начала подспудно делал ставку на способность легата пойти на рассчитанный риск ради достижения важного результата. Он был бы рад сам отправиться на север для встречи с легатом, а не доверять столь важное, даже судьбоносное, поручение оптиону. Однако в таком случае Фигулу пришлось бы отправиться в когорту и попытаться убедить Максимия, а эта задача представлялась куда более сложной. И уж конечно, вряд ли оптиону удалось бы организовать дело так, чтобы отстранить Максимия от командования когортой. Катон не мог быть в двух местах одновременно и не имел в своем распоряжении никого, кто сумел бы послужить ему полноценной заменой. Впрочем, это вечная проблема, сущий кошмар, сопряженный с должностью командира. Нерешительность — это само по себе достаточно плохо, но сомнения, которые не оставляют тебя и после принятия решения — это и вовсе сущая пытка. Катон искренне завидовал Макрону, который, приняв решение, больше не задавался вопросом, не совершил ли ошибки, и был готов нести ответственность за последствия.

Постаравшись отбросить мысли о будущем, Катон оставил центурию на месте и пробежал на сотню шагов дальше, чтобы присмотреться к дороге впереди. Она представляла собой полосу почвы над мрачными заводями и трясинами, расстилавшимися по обе ее стороны. Островки сухой почвы густо поросли корявыми деревцами и утесником. Вкупе с густым и высоким тростником они скрывали из виду дорогу за поворотом: заметить приближение противника издалека было невозможно. Катон раздраженно ударил сжатым кулаком по бедру и, стараясь не расслабляться, повел центурию дальше, вглубь болота. Перед каждым поворотом дороги он с замиранием сердца ожидал, что сейчас встретится лицом к лицу с войском Каратака.

Когда они, по его расчетам, удалились на полмили от вала, Катон остановил когорту и переформировал колонну в плотный строй, преграждавший дорогу: двенадцать человек по фронту, шесть в глубину. Фланги упирались в густые заросли колючего кустарника, шипы которого разорвут кожу любого, кто попытается подобраться к римлянам оттуда. Двоих воинов центурион выслал на две сотни шагов вперед нести дозор на дороге.

Повернувшись к солдатам, Катон на мгновение вспомнил, что это, в сущности, впервые, когда он обращается к центурии в качестве вновь назначенного центуриона. Но он прекрасно помнил обветренные лица стоявших перед ним бойцов и ощутил прилив уверенности в том, что они не подведут, когда дело дойдет до встречи с врагом.

— Вольно! — скомандовал он. — Но не расходиться.

Щурясь на ясное небо, Катон чувствовал, что плотная армейская туника, поддетая под тяжелый чешуйчатый панцирь, насквозь пропиталась едким потом. В горле пересохло, губы, когда он облизал их кончиком языка, тоже были сухие и потрескавшиеся.

— Советую вам попить как следует, благо фляги с вами. Вполне вероятно, скоро нам будет уже не до питья.