Добыча золотого орла. Пророчество орла

Катон поднял голову и обвел взглядом лужайку, где лежали спящие люди. Когда первый слабый свет стал пробиваться сквозь кроны приземистых деревьев, некоторые заворочались и закашляли, просыпаясь, двое тихонько переговаривались, но умолкли, когда заметили, что центурион смотрит в их сторону. Лужайка находилась в лощине, и со всех сторон ее окружали густые заросли дрока. Дальше лежало болото, над которым каждый вечер поднимался густой туман. То, что на следующий день после стычки с батавскими всадниками беглецы набрели на это место, было несомненной удачей. Шестерых павших они оставили рядом с мертвыми батавами, а тяжелораненых унесли с собой по извилистым тропам, вглубь болотной страны. Катон помогал раненым как мог, они один за другим слабели и умирали. Гонорий получил глубокую рану копьем в живот. Крепкий и стойкий, он упорно цеплялся за жизнь до последней возможности, скрежетал зубами, превозмогая страшную боль, лицо его блестело от пота. Теперь он отмучился и лежал неподвижно, вытянув руки вдоль тела. Таким его оставил Фигул, таким тело увидел Катон.

Центурион поднялся на ноги и на миг скривился, напрягая затекшие мышцы. Глядя на своего оптиона, он сказал:

— Надо раздобыть еды. Мы уже не первый день голодаем.

Устроив в лощине лагерь, Катон выбрал несколько человек и отправился с ними на поиски припасов. Двинувшись по дороге мимо лощины, они через пару миль набрели на мазанку и возле нее нашли в загоне четырех овец. В хижине лежал мертвый старик. Он умер уже довольно давно, запах разложения они учуяли раньше, чем увидели труп. Катон решил, что старик, должно быть, заболел и умер у себя дома. Поживиться в лачуге было нечем, кроме жалкого тряпья, но римляне забрали и это, а потом попытались загнать в лощину овец. Увы, едва они вывели из загона животных, три овцы из четырех со всех ног припустили в болото. Некоторое время из камышей доносилось блеяние и плеск воды, потом все стихло. Когда совсем стемнело, Катон разрешил своим людям развести огонь, и четвертую овцу зарезали и поджарили на костре. Животное оказалось совсем тощим, видимо, поэтому и не удрало вместе с остальными. Кое-как запас постного мяса удалось растянуть на пару дней, но теперь в животах вновь урчало от голода, и солдаты все чаще поглядывали на Катона, ожидая, что он решит эту проблему. По правде говоря, животные в окрестностях водились, но им пока не удалось изловить даже птицу, и только однажды на глаза попался маленький олень, тут же скрывшийся в густом кустарнике. Копья, которые люди Катона забрали у убитых батавов, так и не отведали крови, и животы изголодавшихся солдат бурчали все громче, норовя заглушить отдаленные крики выпи.

— Я поведу отряд на поиски, когда полностью рассветет, — промолвил Катон. — Уверен, мы раздобудем что-нибудь поесть.

— А что, если нет, командир?

Катон внимательно посмотрел на оптиона, но не заметил в выражении его лица никаких сомнений в авторитете командира и ощутил угрызение совести. Уж конечно, после того как Фигул помог бежать Катону и остальным, ему не нужно было ничего доказывать. Верность своему центуриону сделала его изгоем и обрекла на полные опасности скитания, и Катон ощутил вину и сострадание к соратнику. То был долг, оплатить который ему, скорее всего, не удастся никогда.

Но если верность Фигула сомнению не подлежала, то относительно остальных несчастных беглецов нельзя было с уверенностью сказать то же самое. За четыре дня, с тех пор как они углубились в болото, Катон проникся ощущением, что дистанция между ними и легионом увеличилась не только в прямом смысле слова. Люди еще только начинали осознавать истинную безысходность своего положения, а наступит время, когда они откажутся признавать, что звание центуриона дает ему право командовать ими, и когда это случится, поддержать авторитет командира сможет один лишь Фигул. Если Катон утратит преданность оптиона, ему крышка. Да и остальным тоже, поскольку для выживания им необходимо сохранять сплоченность и действовать как единое целое.

Интересно, как бы справился со всем этим Макрон? Катон ничуть не сомневался, что будь его друг здесь, уж он-то сумел бы удержать все под контролем.

Катон опустил голову, чтобы оптион не заметил неуверенность на его лице, и лишь тогда ответил на вопрос:

— Тогда мы продолжим поиски снеди до тех пор, пока что-нибудь не найдем. А если так ничего и не найдем, умрем с голоду.

— Даже так?

— Даже так, оптион. Других возможностей для нас нет.

— Но что же будет, когда придет зима, командир?

Катон пожал плечами:

— Сомневаюсь, что мы протянем так долго…

— А вот это зависит от тебя, командир.

Фигул огляделся по сторонам и, наклонившись, стал ворошить тлеющие угольки. Он придвинулся к центуриону так близко, что можно было говорить совсем тихо, не рискуя быть услышанными.

— Тебе лучше бы предложить какой-нибудь план. Людям необходимо что-то, что будет постоянно занимать их мысли и удержит от размышлений о будущем. И лучше бы тебе, командир, придумать что-нибудь поскорее.

Катон от безысходности развел руками: