Велев людям искать укрытие от солнца, Катон пробрался сквозь кусты и спустился к самому берегу. Он встал на колени и набрал в пригоршни воды. Она была бурого оттенка, а уж запах и вовсе тошнотворный. Некоторые беглецы попробовали пить воду из ближайших к лощине топей, после чего их пробрал тяжелейший понос и они долго мучились животами. Катон принюхивался с подозрением, но в горле страшно пересохло, и он, облизывая распухшим липким языком сухие губы, прикидывал, насколько велик риск. Затем, решив, что смерть от жажды ничем не лучше всякой другой, Катон выпил воды, потом зачерпнул еще несколько раз, пока не напился. Он встал и пошел обратно, тихонько пробираясь сквозь заросли дрока. Трое солдат уже спали, а Прокул, мягко покачиваясь, сидел в пестрой тени куста.
Катон собрался было сказать ему что-нибудь ободряющее, но тут Прокул вдруг застыл, уставившись на тропу, по которой они сюда пришли. Проследив за его взглядом, Катон увидел маленького оленя. Вытянув шею и раздувая тонкие ноздри, тот нюхал болотный воздух. На глазах у замершего центуриона олень выбежал на тропу и опустил голову, фыркая в высокой траве. Прокул протянул было руку, собираясь растолкать Метелла, но Катон предостерегающе поднял палец. Неожиданно разбуженный солдат вряд ли не издаст ни звука, а оленя мог спугнуть любой шум.
Поэтому оба не шевелились, а лишь алчно взирали на животное, волей случая приближавшееся к ним. Катон уже слышал постукивание маленьких копытец по сухой земле и, перехватив покрепче древко кавалерийского копья, взвесил его в руке. Добравшись до открытого участка, олень остановился: он слышал храп, настороженные уши подергивались. Олень ударил передним копытом оземь, выждал и топнул еще раз. Все оставалось неподвижным, и олень, выждав еще немного, ступил в тень между Катоном и Прокулом.
Затем зверь сделал еще один шаг, отвернул изящно очерченную голову от Катона и внимательно уставился на застывшего как изваяние Прокула.
Катон расслабил правую руку и спину, глядя вдоль железного наконечника копья на желтовато-коричневое животное. Поверх спины оленя он видел лицо Прокула, с болезненным раздражением понимая, что тот находится прямо на линии полета копья. Если животное увернется, наконечник угодит Прокулу прямо в грудь.
— Проклятье! — беззвучно произнес Катон.
Добыть оленя — значит разжиться пропитанием на несколько дней. В случае неудачи они обречены на голод, а стало быть, скоро ослабнут и вовсе не смогут охотиться. Это, в сущности, означает долгую и мучительную смерть. Но если он, метнув копье, промахнется, Прокул наверняка погибнет. Катон молил Диану заставить животное сделать еще пару шагов, но олень, как назло, застыл словно статуя. Потом центурион поймал полный отчаяния взгляд Прокула: тот едва заметно кивнул.
С резким выдохом Катон метнул копье по кратчайшей прямой траектории. Этот звук испугал оленя, он нервно подпрыгнул, и копье с чмокающим звуком перехватило его в прыжке, пробив шкуру, разорвав мышцы и уткнувшись в кость под крестцом. С криком боли и ужаса животное упало, но тут же попыталось подняться на ноги.
— Держи его! — заорал Катон, устремляясь вперед.
Прокул бросился к оленю, расставив руки. Крик пробудил остальных легионеров, и они спросонья схватились за оружие.
— Держи его! — кричал Катон. — Держи, пока не удрал.
Олень вскочил-таки на ноги, увернулся от Прокула и бросился напролом сквозь кусты, волоча за собой застрявшее копье. Из раны лилась яркая горячая кровь.
Древко цеплялось за кусты, и при очередном прыжке олень чуть не упал, однако же ухитрился устоять. Он выпрямился и, подгоняемый слепящей паникой, устремился дальше. Прокул со всех ног гнался за ним, Катон отставал от солдата только на несколько шагов. Все остальные тоже вскочили и присоединились к погоне.
— Прокул! Не дай ему уйти!
Раненый олень с хрустом и треском проламывался сквозь заросли, уходя от преследователей, но при каждом повороте древко копья снова и снова застревало в кустах, замедляя его, и в конце концов Прокул, исцарапанный, весь в крови, настиг животное. Тем временем заросли расступились: за ними открылась полоска травы, а дальше широкое темное пространство трясины, которую покрывала пропеченная солнцем, растрескавшаяся корка подсушенной почвы. Олень, продолжая бег, совершил отчаянный прыжок где-то в шесть локтей, но когда зверь с глухим стуком приземлился, его копыта пробили засохшую поверхность и застряли в грязи. Животное дергалось, но его ноги основательно увязли. Прокул, углядев в этом свой шанс, прыгнул вслед за оленем и, точно так же проломив корку, чуть ли не по колено погрузился в трясину. Кряхтя от напряжения, он выпростал одну ногу и попытался освободить вторую, но она слишком глубоко увязла. Впереди него, тоже пытаясь высвободиться, отчаянно вертелся олень, взбивая копытами вонючую грязь. Вместе с ним вертелось и копье, и когда древко на миг оказалось в пределах досягаемости Прокула, тот мгновенно ухватился за него и вырвал из раны, как раз в тот миг, когда Катон и остальные выбежали на травянистый берег.