Добыча золотого орла. Пророчество орла

— Дерьмо! — орал Метелл. — Дерьмо, мы ж его поймали!

Легионер рванулся было вперед, но Катон его остановил.

— Погоди!

Метелл отстранил руку центуриона, но Катон указал другой рукой на Прокула, который, барахтаясь в трясине, пытался нащупать опору, чтобы нанести удар копьем. Центурион крикнул:

— Ты что, не видишь? Это опасно! Погоди!

Прокул, уже по колено увязнув в липкой грязи, подался вперед и всадил копье оленю в горло, тут же вырвал его и нанес второй удар. Олень издал последний крик ужаса, голова его упала в грязь, язык вывалился. Желто-коричневая грудь всколыхнулась еще несколько раз, и животное затихло. Кровь хлестала из ран и растекалась по поверхности растревоженной трясины.

Прокул, потрясая копьем, издал крик торжества, потом с довольной улыбкой повернулся к товарищам и нахмурился, увидев их озабоченные лица.

— Он же тонет, — тихо произнес Метелл.

Прокул глянул вниз и увидел, что черная жижа добралась ему уже до бедер и темная вода плещется у самого края драной туники. Он напрягся, пытаясь высвободить хоть одну ногу, но усилие привело лишь к тому, что его затянуло еще глубже. Он снова повернулся к товарищам, и на сей раз на его лице читался испуг.

— Помогите.

— Копье! — крикнул Катон, подкрепляя слова жестом. — Протяни его нам.

Прокул перехватил древко сразу под наконечником и протянул тупым концом к товарищам. Катон вытянул руку насколько мог, но его пальцы лишь скользили по древку. Сильный захват сделать не удавалось.

Он обернулся к Метеллу:

— Держи меня за руку, да покрепче.

В то время как Метелл уперся ногами в берег, Катон сделал пробный шаг по сухой корке поверх грязи, и нога тут же провалилась на несколько дюймов. Он снова подался вперед, дотянулся до подрагивавшего древка, сомкнул пальцы вокруг твердого дерева и потянул. На том конце древка центурион видел побелевшие от напряжения костяшки Прокула, отчаянно вцепившегося в тонкий шест, связывавший его с жизнью. В устремленных на центуриона глазах застыл ужас.

— Держись! — выдавил сквозь стиснутые зубы Катон. — Держись, парень!

В какой-то миг копье подалось к нему, но на том все и кончилось: как он ни тужился, пытаясь подтянуть Прокула к берегу, ничего не получалось. Закрыв глаза, он предпринял последнее отчаянное усилие и, не добившись успеха, ослабил напряжение.

— Так не получится.

Катон быстро огляделся и принялся отдавать новые приказы.

— Нужен какой-нибудь настил. Рубите ветки. Бросайте в грязь. Живо!

В то время как все, обнажив клинки, начали обрезать тонкие ветки дрока, Прокул озирался по сторонам с возраставшим ужасом. Трясина неуклонно затягивала его все глубже, и сейчас он погрузился в нее уже по пояс. Мертвого неподвижного оленя, что увяз позади него, засасывало медленнее, но голову уже затянуло, и над поверхностью маслянистой воды торчало лишь одно ухо.

— Вытащите меня отсюда! — заорал Прокул и попытался отгрести от себя грязь руками.

— Не дергайся, болван! — прошипел Катон. — Так ты только быстрей увязнешь. Не шевелись!

Ветки дрока оказались прочнее, чем ожидал Катон, и срезать их было не так-то просто. Он изо всех сил кромсал ножом крепкие белые волокна, но упругая древесина никак не поддавалась.

— Проклятье!

Катон старался изо всех сил, но его охватывало все большее отчаяние: оглянувшись на Прокула, он увидел, что тот погрузился уже по грудь.

— Вот! — Один из солдат, кряхтя от усилия, отломал надрезанную ветку, бросил в трясину и тут же принялся резать следующую.

— Быстрее, чтоб вам сдохнуть! — кричал Прокул. — Быстрее, ублюдки!

Катон наконец отрезал ветку и, повернувшись, чтобы бросить ее рядом с первой, охнул:

— О нет…

Теперь над поверхностью были видны лишь голова и плечи увязшего легионера, отчаянно протягивавшего руки над трясиной навстречу товарищам. В правой руке Прокул по-прежнему сжимал копье. Прямо на глазах у Катона его тело просело еще глубже, и несчастному плеснуло в рот всколыхнувшейся маслянистой водой.

— Дерьмо! — проревел, отплевываясь, Прокул. — Спасите меня!

Катон бросил свой нож и ступил на лежавшие поверх трясины ветки.

— Нет! — Метелл схватил его за руку. — Слишком поздно.

Катон вырвал руку, снова повернулся к Прокулу и увидел, что тот откинул голову назад и глаза его расширились от ужаса, потому что грязь уже безжалостно подступала к переносице. Еще миг, и над поверхностью остались лишь макушка да руки, а пальцы судорожно пытались уцепиться за воздух. Потом и макушка пропала из вида: на том месте, где она скрылась, некоторое время пузырилась и булькала темная вода, а затем все стихло. Неожиданно из трясины вынырнула рука Прокула со скрюченными пальцами, но они тут же медленно разжались, расслабились и ушли под воду.

На миг воцарилась гробовая тишина: застывшие бойцы смотрели туда, где только что исчез их товарищ.

— Мать твою!.. — выдохнул кто-то.