Даже тётя Софи далеко наверху, в своей роскошной неубранной спальне, заразилась духом дерзаний, который волнами радости заливал весь старый дом. Несколько раз за последнее время Под заставал её на ногах. Теперь он приходил к ней не затем, чтобы брать что-нибудь, а просто чтобы отдохнуть: эта комната стала, если можно так выразиться, его клубом, местом, где он спасался от «мирских тревог». Больше всего Пода тревожило новоприобретённое богатство: даже в самых необузданных мечтах он и представить себе не мог такого количества вещей. Он чувствовал, что Хомили давно уже следовало бы остановиться: право же, их дом и без того великолепен. К чему все эти алмазные табакерки и миниатюры в усыпанных драгоценностями рамках, эти филигранные пудреницы и дрезденские статуэтки – всё, как ему хорошо было известно, из горки, которая стояла в гостиной. Они прекрасно могли без них обойтись. Что толку от пастушки ростом с Арриэтту или огромных щипцов, которыми снимают нагар с таких же огромных свечей? Сидя возле каминной решётки, где мог погреть руки, Под смотрел, как тётушка Софи бродит по комнате на костылях, и уныло размышлял, слушая знакомую историю, как она была приглашена к завтраку на королевскую яхту: «Не удивлюсь, если она как-нибудь спустится вниз и сразу же заметит, что её вещи пропали».
Однако первой заметила пропажу не тётя Софи, а миссис Драйвер, потому что навсегда запомнила неприятную историю с Розой Пикхетчет. Тогда так и не смогли выяснить, кто виноват. Даже Крампфирл чувствовал себя под подозрением. «С сегодняшнего дня, – сказала тогда миссис Драйвер, – я буду убирать сама. Никаких новых служанок в этом доме».
Рюмка мадеры, пара старых чулок, носовой платок, изредка перчатки – одно дело, тут, думала миссис Драйвер, она в своём праве, – но драгоценные безделушки из горки в гостиной – это, говорила она себе, глядя на полупустые полки в тот роковой день, дело совсем иного рода!
Она стояла у горки с метёлочкой для обметания пыли в руке: маленькие чёрные глазки превратились в две хитрые злобные щёлки – и чувствовала себя одураченной. Ей казалось, что кто-то, заподозрив в нечестности, пытается её поймать. Но кто это мог быть? Крампфирл? Мальчишка? Часовой мастер, который заводил в холле куранты?
Вещи исчезали постепенно, одна за другой, и брал их тот – в этом миссис Драйвер не сомневалась, – кто знал порядки в доме и кто желал ей зла. «А не сама ли старая хозяйка? – подумалось ей вдруг. – Старуха последнее время взяла моду вставать с постели и разгуливать по комнате. Может, она спускается сюда ночью, тычет повсюду своей палкой, вынюхивает и высматривает по всем углам?» Миссис Драйвер вдруг вспомнила пустую бутылку из-под мадеры и два стакана, которые так часто оставляла на кухонном столе, и решила, что на неё это похоже.
А потом будет лежать у себя в комнате, ждать, когда она, миссис Драйвер, сообщит о пропаже, и посмеиваться. «Всё в порядке внизу, Драйвер?» – таким вопросом она обычно встречает её по утрам и посматривает искоса своими вредными старыми глазами.
– Да, она на всё способна! – воскликнула миссис Драйвер вслух, взмахнув, словно дубинкой, метёлкой от пыли. – Ну и дурацкий у неё будет вид, когда я поймаю её на месте в то время, как она будет красться по нижним комнатам посреди ночи!
«Ладно, миледи, – подумала миссис Драйвер, – бродите тут сколько угодно, суйте нос во все щели. Мы ещё увидим, чья возьмёт!»
Глава семнадцатая
В тот вечер миссис Драйвер была сама не своя: не пожелала, как всегда, посидеть и выпить, топала взад-вперёд по кухне, то и дело поглядывая на Крампфирла уголком глаза. Ему стало не по себе: в её молчании таилась угроза, это нельзя было не заметить. Даже тётя Софи почувствовала это, когда миссис Драйвер принесла ей вино: угроза была в звоне бокала о графин, когда миссис Драйвер ставила поднос на столик, и в грохоте деревянных колец, когда задёргивала портьеры, и в скрипе половиц, когда шла по комнате к двери, и в лязге задвижки, когда захлопнула дверь. «Что это с ней?» – подумала тётя Софи, наливая себе первый бокал.