Она втолкнула его в классную комнату и заперла дверь снаружи. Мальчик слышал, как скрипели половицы в коридоре, когда она возвращалась к себе. Забравшись под одеяло, дрожа от холода, он наконец-то дал волю слезам.
Глава девятнадцатая
Миссис Мей, положив на стол крючок для вязания, сказала: – Ну, слава богу, добрались до конца.
Кейт уставилась на неё и еле вымолвила:
– Не может быть. О, пожалуйста… пожалуйста…
– Последний квадрат, – сказала миссис Мей, разглаживая его на коленях, – из ста пятидесяти, которые нам нужны. Теперь можно сшивать…
– О… – перевела дыхание Кейт. – Вы говорите об одеяле! Я думала, вы имеете в виду эту историю.
– Истории тоже пришёл конец, – рассеянно произнесла миссис Мей и принялась разбирать вязаные квадраты. – В известном смысле.
– Н-но… – запинаясь, возразила Кейт, – не можете же вы… я хочу сказать… – И вдруг закричала, сразу приняв такой вид, который вполне оправдывал то, что о ней говорили: вспыльчивая, своевольная, – ну и всё остальное: – Это нечестно! Это обман! Это…
На глазах у неё появились слёзы; она бросила на стол носок, вслед за ним штопальную иглу, лягнула ногой мешок с шерстяными клубками, лежавший возле неё на ковре.
– Почему? – искренне удивилась миссис Мей.
– Ещё что-то должно же было произойти! – сердито выкрикнула Кейт. – А крысолов? А полисмен? А…
– И произошло, – спокойно сказала миссис Мей. – Очень многое произошло. Я как раз собиралась всё это тебе рассказать.
– Тогда почему вы сказали, что это конец?
– Потому, – проговорила миссис Мей (у неё всё ещё был удивлённый вид), – что брат никогда больше их не видел.
– Тогда о чём же ещё рассказывать?
– О том, о чём есть что рассказать.
Кейт с негодованием уставилась на неё.
– Так рассказывайте же!
Миссис Мей, в свою очередь, посмотрела на девочку и, немного помолчав, сказала:
– Истории никогда по-настоящему не кончаются: продолжаются до бесконечности, – просто в какой-то момент их перестают рассказывать.
– Но не на таком же месте! – возразила Кейт.
– Ладно, вдень нитку в иголку, – сказала миссис Мей, – серую, шерстяную. И мы сошьём вместе эти квадраты. Я начну сверху, ты – снизу. Сперва серый квадрат, потом зелёный, потом розовый и так далее…
– Значит, на самом деле он всё-таки их видел, – сердито сказала Кейт, пытаясь продеть толстую шерстяную нитку в маленькое игольное ушко.
– Нет, не видел, я не оговорилась. Ему неожиданно пришлось уехать – в конце той же недели, – потому что в Индию шёл пароход и на нём плыли знакомые, которые обещали взять его с собой. А те три дня, что он ещё оставался в доме, миссис Драйвер продержала его взаперти.
– Три дня! – воскликнула Кейт.
– Да. Видимо, миссис Драйвер сказала тёте Софи, что он простудился. Она не хотела причинять ему зла, но твёрдо решила избавиться от добываек, а брат мог помешать ей.
– А ей это удалось? Я хочу сказать… они все пришли? И полисмен? И крысолов? И?..
– Санитарный инспектор не приехал. Во всяком случае, пока брат был там. И им не удалось вызвать крысолова из города, но они нашли человека из местных. Полисмен пришёл… – Миссис Мей рассмеялась. – Эти три дня миссис Драйвер давала брату настоящие отчёты о том, что происходит внизу. Она любила поворчать, а брат, запертый в своей комнате и больше ей не опасный, перестал быть для неё врагом. Она приносила ему в комнату еду, а в самое первое утро притащила на подносе всю игрушечную мебель и заставила поставить её обратно в кукольный дом. Вот тогда-то она и сказала ему про полисмена. Он говорил мне, что она была вне себя от злости. Ему даже жалко её стало.
– Почему? – спросила Кейт.
– Потому что полисмен оказался сыном Нелли Ранэйкр, Эрни, которого миссис Драйвер не раз гоняла в прежние времена из сада, когда он мальчишкой таскал яблоки с яблони, что растёт у ворот. «Подлый, трусливый, дрянной воришка, – сказала она про него брату. – Расселся у меня в кухне как у себя дома, выложил на стол записную книжку и давай скалить зубы… Говорит, ему стукнул двадцать один год… Наглый, как не знаю что, откуда только такие берутся!..»
– А он правда был дрянной воришка? – спросила Кейт, глядя на неё во все глаза.
– Конечно, нет. Не больше, чем брат. Эрни Ранэйкр был прекрасный юноша с гордой осанкой и светлой душой, гордость всей полиции. И вовсе он не скалил зубы, когда миссис Драйвер рассказывала свою историю. Просто когда она описывала Хомили, не пожелавшую встать с постели, он кинул на неё взрослый (как говорил потом Крампфирл) взгляд, словно хотел сказать: «Сильнее разбавляйте её водой».
– Кого – её? – не поняла Кейт.
– Старую добрую мадеру, наверное, – предположила миссис Мей. – И тётя Софи заподозрила то же самое, поэтому страшно разгневалась, когда узнала, что миссис Драйвер видела нескольких человечков, а она сама после целого графинчика мадеры всего одного, ну от силы двух. Она велела Крампфирлу принести все ящики с мадерой из подвала к ней в комнату и составить у стены в углу, где она сможет за ними приглядывать.
– А кошку они достали? – спросила Кейт.