Дочь Аушвица. Моя дорога к жизни. «Я пережила Холокост и всё равно научилась любить жизнь»

По человеческим меркам, цена была высока. Более 2000 израильтян были убиты, и многие ранены. Мы снова оказались в бомбоубежищах. На этот раз я пряталась со своими тремя детьми в возрасте десяти, восьми и четырех лет. Мы покрасили уличные фонари и автомобильные фары в синий цвет и закрыли наши окна плотными шторами, чтобы не попасть под бомбы. На улицах было зловеще тихо, все сидели в своих убежищах.

Хотя война закончилась довольно быстро, Майеру разрешили вернуться домой только через шесть месяцев. Он был измотан, но сразу же вернулся к работе. Многие израильтяне были очень разгневаны, потому что до войны правительство было самодовольным, самоуверенным и неправильно истолковывало признаки опасности. Премьер-министр Голда Меир взяла ответственность на себя и подала в отставку, а экономика рухнула из-за высокой инфляции и международного нефтяного эмбарго, введенного арабскими производителями нефти для создания рычагов послевоенного давления на страну.

Я родила сына — Шани. Я всегда думала, что у меня будет шестеро детей, по одному на каждый миллион евреев, убитых во время Холокоста. Но после того как у нас родились две девочки и два мальчика, мы решили, что в семье детей достаточно.

К сожалению, примерно в это же время проект Майера потерял финансирование и в конце концов закрылся. Мой факультет в университете также сократил свой штат на 50 %, и я оказалась безработной. Майер устроился на работу в сфере солнечной энергетики, а я поступила в Еврейский университет. Мы отчаянно пытались удержаться на плаву, но, когда Майеру предложили вернуться в Соединенные Штаты, мы взвесили все варианты и неохотно решили, по финансовым соображениям, что мы должны собрать вещи и уехать из Израиля после десяти счастливых, наполненных жизнью лет. Прощаясь с тяжелым сердцем, мы пообещали нашим друзьям, семье и самим себе, что вернемся через три коротких года.

Глава 22. Мы помним

Нью-Джерси, США

1977 ГОД / МНЕ 39 ЛЕТ

Я никогда и представить себе не могла, как тяжело будет покинуть Израиль. Несмотря на то что мы провели много плодотворных лет в Америке, возвращение в Соединенные Штаты стало чем-то вроде культурного шока и потребовало серьезной адаптации не только с моей стороны, но и со стороны моей семьи. Как только мы приземлились в холодном и мокром Ньюарке, штат Нью-Джерси, я ощутила тоску по солнечному свету и теплу Иерусалима, а также по той яркости, которая придавала краскам сочность, редко воспроизводимая в широтах северо-востока Соединенных Штатов.

Звучание Америки тоже было совсем другим. Сирены, кондиционеры, строительные площадки и уличное движение — все это вместе создавало стену звука, вдобавок отражавшуюся от небоскребов. Шли дни, и я тосковала по более человеческому звуковому ландшафту Иерусалима, где камни, казалось, поглощали суету его узких древних улочек. Я жаждала ароматов ближневосточных специй и кулинарии, скучала по ношению невидимого плаща истории, которым были покрыты мы все, живущие в одной из колыбелей цивилизации. Со временем я привыкла к изменениям, но я боролась с духовными различиями. В течение десяти лет мы жили эмоционально насыщенной жизнью в стране, созданной как убежище для моего народа. С другой стороны, Америка, огромный плавильный котел, испытывала нас на прочность.

Когда я пытаюсь объяснить причины того, что я чувствовала, я неизбежно возвращаюсь к Холокосту и Освенциму, потому что этот опыт в годы моего становления проложил путь почти для каждой моей мысли и каждого действия, которое я предпринимаю на протяжении всей жизни. Я люблю и уважаю Соединенные Штаты. Я верю почти во все, за что выступает эта нация, и я всегда буду благодарна за убежище, которое она предоставила нам, она дала мне образование и подарила мне мужа Майера и всю мою большую семью. Но я так и не смогла до конца отключиться от Израиля. Я каждый день оплачивала огромные телефонные счета, звоня своим друзьям и выпытывая у них новости. Я с жадностью поглощала освещение культуры, политики и социальных проблем Израиля.