Дочь Лунной богини

— Конечно, доблестный первый лучник, — резко перебил меня он. — Кто еще сможет защитить Небесную империю? Но несмотря на все свои достижения, ты так и живешь с этим почетным титулом, не желая принимать звание и власть. Почему ты не хочешь возглавить отряд, чтобы не оставаться в тени капитана Вэньчжи?

Я стиснула зубы.

— Это мой выбор. Я хочу сама выбирать, в каких заданиях участвовать. И не горю желанием подниматься вверх по карьерной лестнице из пустого тщеславия.

Ливей пристально посмотрел на меня, словно выискивал что-то.

— А может, за вашими отношениями кроется что-то большее? Ходит немало слухов о молодом капитане и одаренной лучнице, которой он проявляет знаки внимания. Две самые яркие звезды Небесной армии. Так что, может, и к лучшему, что у тебя нет официального звания в войске, а то бы это посчитали неприличным.

Его обвинения задели меня.

— Да как ты можешь говорить со мной о «неприличном», если сам помолвлен, но продолжаешь дразнить меня? Ты не имеешь права расспрашивать о моих отношениях. Тебя вообще не должно касаться, что я делаю и с кем встречаюсь. Что же до меня, я о тебе вовсе не думаю.

Я выпаливала эти неосторожные слова, не обращая внимания на бурю эмоций, что на мгновение отразились на лице Ливея. И не собиралась торчать здесь дальше и выслушивать его домыслы. Меня злили подобные намеки и то, какую боль они мне причиняли. Поднявшись на ноги, я направилась к выходу из павильона, но Ливей схватил меня за запястье.

— Ты мне дорога, — выдавил он. — Несмотря на здравый смысл, мое решение и честь… я не могу не беспокоиться о тебе.

Его глаза загорелись так ярко и так горячо, словно солнце. Я застыла под его пристальным взглядом… и слишком поздно поняла, как близко подошел принц. Мне следовало оттолкнуть его, но в руках не нашлось и капли силы. Признание пробудило во мне чувства, которые я считала давно умершими. Я никогда раньше не видела, чтобы принц проявлял столько страсти и ревности, поэтому неудивительно, что какая-то неразумная часть меня наслаждалась зрелищем.

Ливей начал медленно склоняться ко мне, а поняв, что я не собираюсь убегать, отпустил мое запястье и обхватил талию. Что-то заклубилось в глубине его глаз, и в следующее мгновение губы принца обрушились на мои с таким голодом и напором, от которых кровь закипела в венах. В голове не осталось ни единой мысли… ни злости, ни стыда, ни опасений, к чему это может привести. Лишь пьянящая легкость и искрящийся огонь, которые струились по венам. Я скользнула ладонями к его шее, чтобы притянуть Ливея ближе, и слегка откинула голову назад, растворяясь в его прикосновениях и жаре страсти, а он сильнее сжал меня в объятиях, из которых больше не хотелось вырваться.

Этот двор… Когда-то я считала его своим убежищем, где меня успокаивал шум водопада, а наполнявший воздух аромат весенних цветов дарил радость. Но через эти сладкие воспоминания вдруг пробилось одно, которое оставило самый глубокий след. Как я, дрожа, сидела в полном одиночестве на скамейке после торжества, где объявили о его помолвке.

Я резко, со всей силы оттолкнула Ливея. Он отшатнулся назад, выпустив меня из объятий. Хватая ртом воздух, я попыталась собрать остатки самообладания.

— Нет, Ливей. Все кончено. Между нами все кончено.

Он провел рукой по волосам, а его грудь вздымалась и опадала в неровном ритме.

— Давай не будем лгать друг другу, Синъинь. Ничего не кончено. Твое сердце все еще бьется в такт с моим. И у тебя до сих пор остались чувства ко мне. Как и у меня — к тебе. — Он говорил спокойно, без капли надменности, но с уверенностью, которая раздражала в сотни раз сильнее.

— Чего ты от меня хочешь? — закричала я, злясь и на него, и на себя. — Ты обручился с другой, но при этом пытаешься вытянуть у меня признание в каких-либо чувствах. Неужели тебе доставляет удовольствие так унижать меня? Или ты собираешься пойти по стопам своего отца и завести по наложнице в каждом уголке дворца?

— Ни за что! — Он отшатнулся от меня, словно такое предположение его оскорбило.

Я и сама не верила в свои резкие слова, но какой-то части меня — ожесточившейся и мстительной части — хотелось побольнее его задеть. Ранить так же глубоко, как он ранил меня. Мы молча уставились друг на друга. Сердце колотилось в груди, и оставалось лишь надеяться, что он этого не услышит.

Наконец Ливей отвернулся и стиснул кулаки.

— Я и сам не знаю, что творю, — нехотя признался он. — Разум твердит мне успокоиться, отпустить тебя. Но я не могу. Я вижу тебя везде, куда бы ни направился. Ощущаю рядом, что бы ни начал делать: ем за своим столом, просыпаюсь в своей кровати — твой голос отдается в моих ушах, а улыбка сияет перед глазами. Я не могу забыть тебя, как бы ни пытался.